О господи, что я наделал? Наделал с собой и со всем, чем обладал и что любил?
Грифф посмотрел на дом.
Спит, как и его обитатели.
Никто меня не ждет, подумал он. А как бы я хотел, чтобы ждали. Как бы хотел, чтобы в доме не спали.
Соска, вот ты кто.
Э, нет, ничего такого я не делал. И никогда не стану.
Это слово Грифф считал самым оскорбительным ругательством.
В школе «соска» было уничижительным прозвищем: тот, кто однажды его заработал, уже не смел надеяться вновь обрести уважение товарищей. Во всяком случае, до тех пор, пока не покидал Сент-Эндрю. Во взрослом мире такие шли по своей стезе сознательно — возвышаясь над ярлыками и даже с готовностью их принимая. Обретали гордость геев и добивались творческих успехов, хотя остальной мир считал их не способными на это. Теперь они жили в более терпимом мире. Или, по крайней мере, в мире, который прикидывался терпимым. Больше безопасности. Безопасность таких, как они, — в их количестве.
Гриффина не воротило от гомосексуалистов. В его профессии они попадались сплошь и рядом. Просто он не хотел сам становиться одним из них — вот и все. Слава богу, я не такой.
И все же…
Что, «все же»?
Ну…
— Я этого не делал, — произнес он вслух, словно оправдываясь перед звездами, ореховым деревом и воронами. — Я этого не делал. Только позволил другому. Большая разница.
Неужели?
Да!
На кухне миссис Арнпрайр загорелся свет.
Господи!
Сколько сейчас времени?
Он не мог рассмотреть циферблат.
Иди домой.
Сейчас.
Домой!
Иду.
Немедленно!
Он повернул к веранде.
Достал ключи.
С тех пор как убили ту женщину, Миллер, все двери с наступлением темноты запирались.
Грифф в последний раз посмотрел на небо.
На востоке начинало светлеть. В самом деле, пора домой.
Дай бог, чтобы миссис Арнпрайр не засекла, как он вернулся под утро. Иначе разнесет по всему городу.
— Спокойной ночи, — попрощался он, словно так и полагалось. А может, полагалось на самом деле? Попрощаться с кем-то — или чем-то, кто делил с ним последние мгновения уходящей тьмы.
Джейн оставила в ванной свет. Грифф разулся на пороге дома и теперь двигался совершенно бесшумно.
Ему понадобилось помочиться.
Помочиться? Разве теперь не говорят «пописать»?
Он поставил ботинки в раковину. Они промокли и казались на ощупь холодными. А когда поднял крышку унитаза и расстегнул ширинку, обнаружил, что его пенис съежился и тоже был холодным.
Грифф уже вымылся в «Пайнвуде». Еще отец советовал ему мыться с мылом после каждого полового контакта. Так он называл секс — «контакт».
Поэтому Грифф не стал принимать душ. И воду в унитазе не спустил. Он слишком устал и не хотел разбудить Джейн или Уилла. Или Редьярда. Особенно Редьярда, чтобы тот от радости не стал прыгать на него.
Выключив свет, он прошел в спальню, бросил одежду на ближайший стул и, радуясь хотя бы такому убежищу, забрался под одеяло.
Сначала лежал на спине. Окостеневший.
Джейн спала. Но ему захотелось ее разбудить. Чтобы кто-нибудь его выслушал — понял. Разделил торжество победы.
Он бы ей сказал: «Я этого не делал, Джейн. Только позволил другому. И все».
Соска.
Грифф повернулся на бок — спиной к жене.
А через двадцать секунд, потеревшись щекой о подушку, понял, что плачет.
Не надо, говорил он себе. Пожалуйста, не надо. Это…
Что — это?
Грифф улыбнулся.
Я собирался сказать: «не по-мужски», объяснил он кому-то внутри себя. Но это не слишком подходящее выражение. Поразмышляю об этом утром. Да, утром. Что ни говори… завтра будет новый день.
Спокойной ночи, Скарлетт.
Грифф уснул. Джейн его слышала. Она не спала и во все глаза смотрела на разгорающуюся зарю.
Я тебя не оставлю, Грифф. Я не сдамся. Я с тобой навсегда. Кто бы ни была эта женщина, она уплывет. А я при тебе на якоре. Ты моя гавань. Я — твоя.
Разоблачения
Непостижимая загадка
Всегда покоится в могиле вместе с прошлым…
У. Х. Оден «Детективная история»
1
Вторник, 14 июля 1998 г.
Черт побери, он так мирно спит, что это даже неприлично.
Джейн надела халат, отвернулась от кровати и направилась по коридору в ванную. Вторник.
Один из последних дней ее работы над окнами. К девяти надо в театр. Репетиция в костюмах меньше чем через неделю.
Господи, в раковине его ботинки!
Джейн вытащила мужнину обувь, отставила в сторону и посмотрелась в зеркало.
Ничего себе! Труп, да и только!
Ладно. Было за что умирать.
Она вспомнила свои зарисовки мужчины-ангела и как упорно ей пришлось трудиться, чтобы он вышел, будто живой.
Интересно, когда делаешь то, что в самом деле должна делать — обязана сделать, — теряется чувство времени и места и откуда-то возникает энергия — на самом пределе. Словно паришь во сне.
Для себя, Джейн. Когда делаешь что-то для себя.
Она так долго рисовала только по заказу, что почти отвыкла от свободы — свободы выбирать сюжет, удобное время для работы, свободы быть единственным своим судьей.
Я хочу вернуть себе свободу.
Так в чем же дело?
В деньгах. Если я намерена купить этот дом, потребуется много денег. Мой наследственный доход — да, он есть, но нужно больше. Гораздо больше. Изобретательность. Изворотливость.
Она намеревалась действовать, как опытный игрок в бридж. Придет время — настанет день: она добудет все необходимые документы и выложит их на кухне перед Гриффом, Уиллом и Мерси, как набор козырей. Кто хочет шампанского? Теперь у нас есть дом. Вот этот самый. Он наш.
Джейн представляла их реакцию. Представляла, как от неожиданности они хватаются за спинки стульев. Пытаются подобрать нужные слова. А она откупоривает заранее охлажденное шампанское — «Дом Периньон» — и разливает им всем. Даже плеснет немного в миску Редьярду. Расцелует всех в макушки и скажет: Маленький подарок от Джейн. Так, небольшой сюрприз — и добро пожаловать в новый, прекрасный мир.
