Прошло немало времени, прежде чем виноделие добралось до Америки. Виноградники в Огайо и Кентукки погибли. Калифорния вступила в игру всего двести лет назад, когда в Сономе была основана первая коммерческая винодельня «Буэна виста». Затем Джон Патчетт посадил в долине Напа первый коммерческий виноградник. Сухой закон практически свел эти начинания на нет. После винной революции развитие продолжилось более масштабно и организованно – наступила современная эра виноделия. Первопроходцы шестидесятых и семидесятых принесли Калифорнии известность и подготовили почву для дегустации «Суд Парижа», на которой калифорнийские вина победили, положив конец французскому господству.
По словам отца, история объясняет первое, что нужно знать о вине: оно получается не на голом месте. Даже так называемое местное вино делают из винограда, некогда завезенного из Европы: виноделы используют опыт прошлого, чтобы достичь чего-то нового и лучшего.
Отец стоял у тиражного стола и на пару с работником сортировал виноград, отбирая грозди, которые пойдут в дело. Когда используешь целые грозди, вместе с гребнями, это придает вину более насыщенный и в то же время более терпкий вкус. Отец пытался добиться большей терпкости, поэтому почти ничего не выбрасывал. В этом году выбрасывать было нечего.
– У тебя ошалелый вид, – заметил он.
– Мне нужно чем-то себя занять.
– Тогда давай поскорее найдем тебе дело. – Отец указал на открытые бродильные чаны, в которых лежали отделенные от гребней ягоды. – Их нужно перемешать.
Я поднялась по стремянке и заглянула в чан. Сусло шипело и почти что пузырилось, словно кипящее рагу.
– Выглядит неплохо, а?
Я кивнула, не решаясь раскрыть рот – боялась, как бы все накопившееся внутри не выплеснулось наружу.
– Если спустишься, могу подыскать тебе другое занятие.
Я села на верхнюю площадку стремянки, в нескольких футах над головой отца, и оглядела винодельню. Все в ней работало легко и слаженно, точно под музыку. Зрелище это успокаивало, помогало отдышаться.
– А можешь просто посидеть и полениться.
– Папа, почему ты на нее не сердишься?
Глаза отца сузились.
– Осторожнее, малыш. Я не собираюсь обсуждать это с тобой.
– Просто пытаюсь понять.
– Что именно?
– Что ты будешь делать, когда уедешь отсюда.
Отец немного поразмыслил, отмахнуться от меня или сказать правду.
– Помнишь тот сезон сбора урожая, который я провел в Бургундии?
Я кивнула. В памяти сразу же всплыло то трудное время: сезон без отца, два неурожая, которые вынудили его уехать. Всю зиму мама ходила грустная, рассеянная и одинокая. Мне так хотелось ее развеселить, что я устраивала по пятницам танцы, и мы вдвоем скакали по кухне под Мадонну. Но мыслями мама была где-то далеко. Она танцевала почти хорошо – это ее и выдавало.
– Я еду в Бургундию повидаться с подругой.
Его слова меня потрясли. Подмывало спросить, что это за подруга. Потом я вспомнила печальную маму и решила, что лучше ничего не знать.
– Хочу попутешествовать по миру. Начну с Бургундии. Знакомый подруги даст мне напрокат свою яхту.
– Ты же терпеть не можешь морские прогулки!
– А кто их любит?
Мама, вот кто. Она обожает морские прогулки, обожает океан. Но мама с ним не едет, так зачем же ехать ему? Папа решил устроить поездку мечты – ее мечты. Неужели он думает, будто этого достаточно, чтобы вернуть жену? Будто все придет в согласие само собой, подобно небу, дождю и почве? А если мама не вернется, папа возьмет с собой ту, другую?..
Синхронизация. Ты выбираешь не тот желтый «Фольксваген» и строишь семейную жизнь. А когда эта жизнь разваливается, пытаешься построить новую.
Отец поднялся к краю второго бродильного чана. Потом указал на кучи компоста, рядом с которыми, не глядя друг на друга, стояли Бобби с Финном – готовили подкормку.
– Они проработали целый день и не обменялись ни одним словом.
– Почему же ты улыбаешься?
– Когда молчишь, работа идет быстрее.
Отец склонился над суслом и принялся осторожно его перемешивать. Тут я заметила, что из-под футболки у него выглядывает белый извивающийся шрам – прямо в центре груди.
– Папа, что это?
– Ничего. – Отец натянул футболку повыше. – Ничего, – повторил он и продолжил пристально изучать сусло.
– Что случилось? Ты поранился, когда работал?
– Джорджия, давай не будем об этом.
Его раздражение нарастало.
– В последнее время ты ни о чем не хочешь со мной разговаривать, – заметила я.
– Неправда. Только об этом.
– И о Генри.
Глаза отца сверкнули. Он не хотел обсуждать со мной Генри и злился, потому что у меня хватило наглости о нем заговорить. Однако я тоже злилась. Злилась, что вокруг столько секретов, столько тем, которых мы избегаем: мамин любовник, мой жених, в которого влюблена самая красивая женщина планеты…
– На самом деле Генри тут ни при чем, – проговорил отец. – Просто машина съехала с дороги.
– О чем ты?
Он поднял на меня глаза.
– Помнишь, как несколько лет назад мы с мамой ехали в город и пикап слетел с дороги? Никто не пострадал, но все равно пришлось отправиться в больницу.
– Конечно, помню. Мама позвонила мне в настоящей истерике.
Отец указал на шрам у себя на груди.
– Той ночью, когда я не справился с управлением и мы попали в аварию, все изменилось. Особенно для мамы.
– Почему?
– Когда я получил эту травму, она испугалась. Наверное, задумалась, что однажды меня не станет. Спросила себя, какой будет ее жизнь.
– А Генри стал для нее ответом.
– Да.
– И ты готов закрыть на все глаза? Даже если это будет стоить тебе виноградника?
– Даже если это будет стоить мне виноградника.
Отец слез со стремянки и подошел к дробилке для отделения гребней. Он окинул взглядом виноградник, которым собирался пожертвовать. И тут я поняла: отец не хочет оставаться здесь без мамы. Если придется жить без нее, то уж лучше где-нибудь далеко отсюда. Далеко от всего, что они построили вместе.
– Папа, должен быть другой выход!
Он покачал головой. Настолько рассерженным я видела его впервые. Он злился, что мама поставила их обоих в подобное положение; злился, что приходится соперничать с кем-то за ее любовь; наконец, просто злился. Его гнев вызвал у меня облегчение и в то же время страх.
– Вот он, другой выход, – сказал отец и вышел за дверь.
