– Вы хотите сказать «небуржуазный»? Я думаю, у меня хватит сил одной растить ребенка. И Сетэ определенно небуржуазное место. Выпьем еще?
– Спасибо. Я уже выпил более чем достаточно.
– Выпейте еще. Я же за рулем.
Не то чтобы Боб был пьян, но он чувствовал, что теряет контроль. Мужчина старался вести абстрактную и невинную беседу: о конгрессе в Монпелье, о Герберте Харрисоне, о книге, которую редактирует Шила.
– Вы, должно быть, очень ее любите, – произнесла Николь.
– Из-за нее я верю в брак, – отвечал Боб.
– Я завидую вашей вере, – сказала Николь Геран, и впервые ее манера показалась ему грустной.
Николь и Боб выпили кофе. Становилось поздно. Местечко затихало.
– Мне действительно нужно возвращаться, – сказал Боб.
– Да, – согласилась женщина и встала. – У вас неловкий вид. Это либо усталость, либо ваша рана или моя личность.
Боб подумал, что ему нужно протестовать, но ее тройной аккуратный диагноз был неоспорим.
– Пошли, – сказала Николь. – Через двадцать минут вы будете в постели.
Луна освещала шоссе. Женщина выбрала другой обратный путь, чтобы показать Бобу побережье перед возвращением в Монпелье.
– Завтра я покажу вам леса и известняковые отложения. Это, конечно, не Гранд Каньон, но в них есть некая дикая красота. Впрочем, вы увидите.
Увижу ли я? Придется ли мне снова испытать искушение уже при свете дня, думал Боб. Он не отвечал, надеясь, что своим молчанием вынудит ее отказаться от дальнейших планов.
– Видели эти пляжи, мимо которых мы проезжали?
– Да. Они очень красивые. Белые.
– И пустые. Вода вас привлекает?
– Да. – Боб продолжал соблюдать приличия.
– Почему бы нам не выкупаться?
– Сейчас?
– Не для упражнения. Это было бы слишком по-американски, – сказала она. – Просто походить по воде.
Он не мог сказать «да». Он не хотел сказать «нет». Он просто позволил ей съехать на узкую грязную дорогу вдоль длинного молчаливого пляжа. Они вышли из машины и молча дошли до воды. Женщина остановилась.
– Не бойтесь, – прошептала она, наконец, – вода теплая.
И Николь без стеснения скинула с себя одежду, упавшую маленькой кучкой у ее ног.
Мужчина не мог отвести глаз от ее красоты на фоне моря и песка.
– Иди же, Боб, – тихо сказала она.
И мжчина вдруг ощутил странную неловкость, стоя здесь таким… одетым.
Николь стояла неподвижно, залитая лунным светом. Он начал снимать рубашку, туфли, носки, брюки. Все.
– Пошли, – позвала женщина. Боб последовал за ней, позволяя ласковым волнам окатывать его.
В воде, особенно когда Николь игриво обрызгала его, он думал, что же произойдет дальше, но уже знал. Теперь это было неизбежно. Боб плавал под звездным небом в тысячах миль от всех своих ценностей. Он очень хорошо знал, что случится, и этого хотел.
Когда Николь выходила из воды, она взяла его за руку. Оба остановились. Океан омывал их ноги. Женщина приблизила лицо к его лицу, и они поцеловались.
– Возвращайся со мной в Ситэ, Боб, – прошептала женщина. – Без всяких условий. Просто сегодня мы оба хотим быть вместе.
И Боб ответил:
– Да.
30
Боб услышал приближавшиеся шаги, поднял взгляд и увидел, что это был доктор Шелтон, все еще в зеленом операционном халате.
– Мистер Беквит…
Боб встал, сердце у него сильно забилось.
– Да?
– Я думаю, мы успели вовремя, – сказал Шелтон. – Мы узнаем точно через полсуток, но я настроен оптимистично. Предлагаю вам вернуться домой и немного отдохнуть.
– Могу я его видеть?
– Я не уверен, что мальчик уже проснулся.
– Неважно. Я просто хочу увидеть, что он дышит.
– Ну, идите тогда, но не расстраивайтесь. Он выглядит хуже, чем себя чувствует. Мальчик в палате 400.
Боб побежал.
К двери палаты он приблизился, задыхаясь. Мужчина открыл дверь очень осторожно. Мальчик лежал на кровати, одна трубка была у него в ноздре, другая – в руке. Глаза были полуоткрыты.
– Жан-Клод, – прошептал Боб. Мальчик повернул голову.
– Боб, – сказал он хрипло, – мне больно говорить.
– Я буду говорить, а ты только кивай головой.
Боб медленно подошел к кровати.
– Ты поправишься, – сказал он. – У тебя прорвался аппендикс. Тебя пришлось оперировать, но все будет хорошо. Мне сказал доктор.
С минуту мальчик на него смотрел. Потом, несмотря на боль, Жан-Клод сказал:
– Мне жаль, Боб, что я доставил тебе столько неприятностей.
– Шш-ш, не говори глупостей. – Он погладил ребенка по голове, чтобы его разуверить. – И молчи. Только кивай.
Мальчик кивнул.
– Хорошо. А теперь спи. Я увижу тебя через несколько часов. – Боб стиснул мальчику руку.
Жан-Клод посмотрел на него и попытался улыбнуться.
– Не беспокойся. Я больниц не боюсь.
На обратном пути Боб развернул кондиционер, направив воздушную струю себе в лицо, чтобы не заснуть. Буря прошла, но повсюду стояли лужи. Подъехав к дому, он почувствовал приближение жаркого, влажного дня.
Услышав шум машины, Шила вышла на крыльцо, и оба заговорили почти одновременно.
– Как он? – спросила она.
– Как девочки? – спросил он.
– Ты говори сначала, – попросила Шила.
– Похоже, что неплохо.
– Слава богу. Мы все так волновались.
Боб смотрел на жену. Ему страстно хотелось сказать ей миллион вещей.
– Я люблю тебя, Шила, – прошептал Боб. – Ты мне все еще веришь?
– Да, – отвечала женщина почти робко. Она обняла мужа, и так они вошли в дом.
Девочки в пижамах сидели на лестнице.
– Как он? – спросила Пола.
– С ним все будет в порядке, – ответил Боб, устало опускаясь в кресло.
– Это все я виновата, – сказала Джессика. – Когда ты уехал, я боялась как никогда в жизни.
– Я тоже, – сказала Пола.
– Нет, девочки, – сказал Боб. – Виноват один только я. – Он крепко обнял дочерей, ощущая их страх и смятение. – Мы будем вместе. Всегда. Ничто этого никогда не изменит.
Мужчина почувствовал на шее легкое прикосновение.
– Ты измучился, дорогой, – прошептала Шила. – Тебе нужно заснуть.
