У Габриэля должно быть, хорошо получалось, потому что Лида смотрела на него зелеными, горящими от гнева глазами. Конечно, она делала это, когда ее отец отвернулся.
Лида была не единственной, кто выглядел несчастной. Бри почти ничего не ела. Ренни, словно ненормальный, все продолжал глотать. А Джойс выглядела жесткой и невыразительной, ее аквамариновые глаза сфокусировались на свечке посреди стола.
Клуб, в который они отправились после обеда находился ближе, но все равно далеко от Сан-Карлоса. Фрост отошла от Габриэля, чтобы потанцевать с Маком. И как только она ушла, Габриэль скользнул в карман и достал кусочек кристалла, которого он прихватил с собой.
Это увеличит его силу, но хватит ли ее? Он не был уверен. Единственный раз, когда Габриэль устанавливал связь на таком большом расстоянии, его накрывала сильная боль.
Он должен попробовать.
Пока мистер Зи курил сигару и благосклонно улыбался танцующим на площадке, Габриэль сжал маленький кусочек кристалла и высвободил разум.
Но случилось нечто ужасное. У него получилось преодолеть необходимое расстояние, но он не почувствовал мыслей Кейтлин. Ее присутствие в сети было наполнено пустотой. Не было даже барьеров, просто пустота. Никто и нигде.
Он отчаянно продолжал называть ее имя.
Он чувствовал ее разум.
Чей разум? Не важно. Может, там вообще нет разума, только чувство прусутствия.
Роза, полная и цветущая с пышными лепестками. Лепестки были какого-то теплого цвета, который она забыла. По началу картинка была красивой, все те лепестки на стебле, каждый выделялся, но они были связаны между собой. Это чем-то напоминало ее.
Но потом изображение стало плохим. Лепестки окрасились в черный, цвет пустоты. С розы начали стекать капли крови. Она сильно повредилась. Лепестки стали опадать… и в каждом из них было кричащее лицо.
— Кейтлин! Кейтлин, ты меня слышишь?
Лепестки падали. Словно слезы.
— Кейтлин! О, Боже, ответь мне, пожалуйста. Пожалуйста, Кейтлин. Кейтлин!
В голосе прослушивается отчаяние. В чьем голосе? Кто это говорит?
— Я не мог связаться с тобой раньше. Он посадил Фрост возле меня, она постоянно ко мне прикасалась. Она бы узнала. Но я их убедил, я хочу с тобой поговорить… ох, пожалуйста, Кейтлин, ответь. Это Габриэль.
Вдруг всплыло другое видение. Рука, с которой капает кровь. На пол. С руки Габриэля, порезанной осколком кристалла, капала кровь на пол в комнате Марисоль.
И она это видела, она, Кейтлин. Ее зовут Кейтлин.
Она снова пришла в себя.
— Габриэль?
— Да. Кейтлин, поговори со мной. — Его голос зазвучал с такой силой, что причинял боль.
— Габриэль, это правда ты? Я думала… ты разозлишься. После того, что я сказала…
Кейт не была уверенна в том, что именно она сказала. Или что вообще такое «говорить».
— Кейтлин, не… даже и не думай об этом. С тобой все в порядке?
Глупый вопрос. Кейтлин не могла ответить на него словами, поэтому отослала по сети, что их соединяла то, что похоже на пустоту. Небытие, вакуум, потерянность…
— Прекрати. Пожалуйста, остановись. О, Боже, Кейт, чем я могу помочь?
Кейтлин чувствовала, как ее засасывает тьма, и все, что ее держало, это связь с Габриэлем, словно тоненькая полоска света в башне. Она поддерживала здравый рассудок Кейт, но этого было недостаточно. Ей нужно больше. Ей это необходимо.
— Тебе необходимо видеть и слышать, — сказал Габриэль.
— Я даже не помню как это, — ответила Кейтлин. В ней начала подниматься истерика, отбирая остатки здравого рассудка.
— Я тебе покажу, — просто сказал Габриэль.
Затем он начал передавать мысли в ее разум. Мысли, которые сохранились в его памяти, о том, что он видел и слышал. Габриель отсылал ей все.
— Помнишь, как выглядит солнце? Оно горячее, желтое, и настолько яркое, что на него нельзя смотреть. Вот. Видишь? — В состоянии недостатка чувств, его голос казался Кейтлин настоящим, а не телепатическим. Габриэль дарил ей звук разговора. И отсылал картинки. Как только Кейтлин это увидела, то сразу вспомнила. Солнце.
— Хорошо, — сказала она. — Это хорошие ощущения.
— Так оно выглядит летом. Я вырос в Нью-Йорке, и иногда мама отвозила меня в это место возле океана. Помнишь океан?
Сине-зеленый холодный. Горячий песок между пальцами ног, такой рассыпчатый. Вода шумит и пенится, дети кричат. Вкус и запах соли.
Кейтлин жадно все это поглощала, с потребностью в каждом мимолетном виде, каждом звуке.
— Еще, пожалуйста. Еще.
— Мы пошли по деревянному мосту, только она и я. Она всегда покупала мне хот-дог и мороженое. У нее не было много денег, потому что старик все пропивал, но иногда она выпрашивала у него по доллару, чтобы сделать что-то вкусное на обед. Затем она давала мне мороженое, помнишь мороженое?
Сливочные, холодные шарики. Они липли к подбородку. А то темное имеет вкус шоколада.
— Помню. Спасибо, Габриэль.
Он давал ее все больше. Все свои наилучшие воспоминания. Каждый золотой день, каждую прогулку на скейтборде, каждую секунду перебивания с его мамой, когда ему было семь лет. Его болезнь, которая подарила ему способности.
Все кем был Габриэль, он передавал ей.
Кейтлин жадно поглощала все чувства, поняв, что мир снаружи существует. Она купалась в солнечных лучах, прохладном ветре, запахе горящей листвы и вкусе конфет на Хеллоуин. А также музыке. До этого она не знала, что Габриэль так любит слушать музыку. В четырнадцать лет он хотел играть в гаражной группе. Он попал в затруднительное положение с барабанщиком, одной ночи они хотели добиться лучшей синхронности, после этого барабанщик лежал на полу и тянул его за волосы. Габриэль коснулся его разума. Потом Габриэль хотел помочь ему встать, но тот, вопя, убежал.
Неделей позже, Габриэль уже ехал в Даремский центр исследования паранормальных явлений, где его начальник, мать и работники общественной службы надеялись, что он сможет это контролировать. Последним, что сказал ему его отец, было «ненормальный».
