Затем Джойс надела перчатки и начала пропихать ее в смирительную рубашку, как на тех тварях снизу. Руки Кейтлин бездвижно пересекались. Весь вес припадал на ремни на ее талии и лодыжках.
Она услышала голос доносящийся сзади:
— Прощай дорогая. Приятных снов. — Сказал мистер Зитс.
После этого Джойс что-то запихнула ей в уши. Что-то типа затычек. Внезапно Кейтлин оглохла.
Ее толкали вперед.
Изоляционная камера все еще выглядела как мусорный бак. Кривой мусорный бак с люком. Люк открылся, и они протолкали ее внутрь.
Кейт шла в эту штуку, и ничего не могла с этим поделать. В штуку, которую они закроют за ней, похоронят ее там заживо.
Пока темные металлические стены возвышались над ней, а вода готова была ее встретить, нервы Кейтлин лопнули. Она закричала. Ну, по крайней мере, попыталась. Штуковина во рту приглушила его, словно затычка, а затычки в ушах поглотили остаток звука. Когда вода ее окутала, вокруг воцарилась тишина. И темнота.
Кейт изгибалась, пытаясь попасть обратно, к двери. Хотя бы на одно последнее мгновение увидеть свет…
Но все, что она видела, это быстро уменьшающийся белый прямоугольник. После чего металлическая дверь с лязгом закрылась. Это был последний звук, который она услышала.
С самого начала было очень плохо.
Она вспомнила слова Бри «Да, это классно. Космический человек!», с надеждой, что камера будет приятной. Или хотя бы терпимой. Но то была не правда. Это смертельная ловушка, и с первого мгновения Кейтлин ощутила внутренний крик, который все не умолкал.
Может, разница была в том, что она здесь навсегда. Они не собирались отпускать ее ни через час, ни через пару часов, или даже через день. Они собирались держать ее здесь, пока она не станет той слюнявой штукой, куском плоти с пустыми глазами и отсутствующим разумом.
Первой мыслью Кейт было побороть систему. Она сотворит собственный шум, заставит себя чувствовать. Но даже самый громкий шум затихал, и вскоре у нее начало болеть горло. Через некоторое время Кейтлин уже не знала, кричит она или нет.
Было очень сложно двигаться с таким весом на ногах, и когда она это сделала, то поняла, что изнутри камера обшита чем-то вроде резины. Кроме тяжести веса, воды, и прикосновений резины она больше ничего не чувствовала.
Кейт не могла щелкать пальцами, так как это не позволяли перчатки. Руки у нее были обездвижены. Она даже губу не могла пожевать, этому препятствовала насадка во рту.
Более того, все эти усилия утомляли ее. После того, как Кейт перепробовала все, до чего додумалась, у нее не осталось сил ни на что, кроме как плыть по инерции. Груз сделан так, чтобы она плавала точно посередине, далеко от верха и низа камеры. А температура воды совпадала с ее собственной температурой, поэтому у нее не могли возникать чувства тепла или холода.
Теперь Кейт начала ощущать настоящий ужас сложившейся ситуации.
Здесь темно. Она вообще ничего не видела.
Слышать Кейтлин так же не могла. Тишина была настолько глубока, что она начала забывать звучание чего-либо.
Однажды, когда Кейтлин только исполнилось тринадцать, ей приснился кошмар про то, как отрезанная рука лежала в ее кровати. Она наполовину проснулась, чтобы ее найти, тогда Кейт лежала на одной руке, которая онемела. Она чувствовала ее другой рукой: прохладная, неестественно мягкая рука. У полудремлющим состоянии, ей казалось, будто кто-то положил в ее кровать мертвую отрезанную руку. Собственная рука Кейтлин была для нее чужой.
После того случая, все ее кошмары были о прохладной голубоватой руке, которая хватала Кейт за подбородок и тянула под кровать.
Теперь у Кейтлин было такое чувство, что все ее конечности онемели. Сначала показалось, будто ее тело отмерло, а потом, будто у нее вообще нет тела. Во всяком случае, не было возможности доказать, обратное.
Если в камере и есть руки и ноги, то они ей не принадлежат. Они отмерли. Злые конечности других людей плавали вокруг, готовые убить ее.
Но через какое-то время даже чувство присутствия чьих-то конечностей исчезло. Вокруг Кейт не было ничего.
Она больше не ощущала, что попала в ловушку внутри маленькой камеры в форме мусорного бака. У нее не было ощущения, что она вообще где-то существует. Кейт осталась одна в пустом бесконечном вакууме.
Мир исчез, потому что она его не ощущала. Кейтлин никогда раньше не понимала, что мир это ее чувства. Она никогда не задумывалась о его внутренней структуре, сложенной из того, что она видит и слышит. А сейчас нет зрения, нет звуков, нет структуры, нет мира. Она больше не могла сказать есть ли мир там, снаружи… или этого снаружи тоже нет.
«Есть ли там мир? Разве что-то может быть за пределами вселенной?»
Скорее всего, за исключением нее, ничего никогда не существовало.
Сможет ли она вспомнить, как выглядит желтый цвет? Или как ощущается шелк?
Нет. Все это было шуткой или сном. Ничего не существует. Такие понятия как «прикосновение», «вкус» или «звук» она создавала, чтобы убежать от пустоты.
Она всегда была абсолютно одна в вакууме. Существует только она одна, только К…
Кто же она? Там у нее было имя, но сейчас его нет. Она безымянная.
В любом случае она никогда не жила. И здесь нет того, кто это думает. Меня нет, я этого не говорю.
Здесь нет ничего… ничего… ничего…
Прорвался беззвучный крик. А затем:
— Кейтлин!
Габриэль был напуган.
Во время обеда Фрост сидела с ним, и он был уверен, что это по приказу мистера Зи. Она прикасалась к нему каждую минуту, держа запястье или похлопывая плечо. Это, наверное, тоже по его приказу.
Они хотят знать, пытается ли Габриэль достигнуть разума Кейтлин.
Но ресторан у Сан-Франциско находился слишком далеко от Института. Кейтлин долго была вне досягаемости, так как Джойс, наверное, предупредила мистера Зи. Габриэль даже не пытался высвободить разум, вместо этого он продолжал всех убеждать, что не хочет этого делать. Он ненавидел Кейтлин не меньше, чем Джекал Мак.
