Вульф осмотрел их все по очереди, потом достал лупу и, стиснув губы так, что они превратились в едва различимую полоску, принялся методично изучать розовые цветки.
Наконец он отодвинул кресло, встал и, бережно держа хрупкий побег за самый кончик, протопал в кухню, где у нас стояли холодильник и морозильная камера. Вскоре Вульф вернулся, уже без орхидеи, прошагал к столу, грузно уселся и провозгласил:
– Готов уплатить три тысячи долларов за это растение.
Я помотал головой:
– Я – пас. И нечего пожирать меня глазами. С меня хватит. Если хотите договориться с Мурлыкой – валяйте, но без меня. Прежде чем я расплачусь с ним, хотел бы подробно отчитаться, если вы, конечно, сумеете когда-нибудь взять себя в руки и выслушать меня.
– Пф! Я всегда держу себя в руках.
– Вы это кому-нибудь другому скажите. Только потом – сейчас нам некогда. Садись, Мурлыка.
Я уселся за свой стол и принялся отчитываться, не упуская ни единой подробности, что, впрочем, было довольно просто, поскольку ни одного длинного диалога мне пересказывать не пришлось – за их отсутствием. Похоже, Вульф внимал мне.
Закончил я так:
– Все зависит от того, что случилось с миссис Байноу. Насколько я могу судить, нельзя исключить даже эпилептический припадок. Если же дело нечисто и потребуется вмешательство полиции, то легавые в два счета выяснят, что парень, укравший орхидею, незадолго до того подскочил к миссис Байноу перед Святым Фомой. Опознать его для них дело плевое. Как вы считаете, проговорится Мурлыка, когда они его схватят? Наверняка. Рано или поздно, но, скорее всего, рано. Поэтому я считаю, что неплохо бы Мурлыке пожить у нас, пока мы не выясним, в чем дело. – Я посмотрел на свои наручные часы. – Прошло уже больше часа. Могу попробовать выкачать что-нибудь из Лона Коэна.
– Попробуй, – проговорил Вульф, хмуро глядя на меня.
Я развернулся на стуле, снял трубку и позвонил в «Газетт». Обычно мне удается застать Лона на месте. На сей же раз я ждал минут пять, прежде чем он подошел. Лон взял трубку и нетерпеливо пролаял, что страшно занят, чтобы я пошевеливался и не тянул кота за хвост.
– У меня только один вопрос, – сказал я. – Или два. Ты что-нибудь знаешь насчет миссис Миллард Байноу?
– Да. Она умерла. Из-за этого-то у нас и заваруха. А в прошлую среду ты приходил к нам в редакцию и разглядывал фотографии ее и супруга. Ты тут замешан? Или Ниро Вульф? Признавайся.
– Пока я просто проявляю любопытство, так что этот звонок не для печати. Как только мы займемся этим делом – если мы им вообще займемся, – я про тебя не забуду. Где и когда она умерла и что послужило причиной смерти?
– На тротуаре, на Пятьдесят четвертой улице, между Мэдисон-авеню и Пятой авеню, примерно час назад. Причину я пока не знаю. Тело увезли в морг, и на вскрытие приехал сам комиссар полиции, не говоря уж о прочих. Так ты расколешься или нет?
– Я же сказал, что просто любопытствую. У меня свербит в одном месте. Но ты можешь звонить мне каждый час и спрашивать.
Лон пригрозил, что, конечно, так и сделает, поскольку больше ему все равно заняться нечем, и положил трубку. Я повернулся к Вульфу и сообщил свежие новости. Стоило мне закончить, как Мурлыка вскочил с кресла и остановился посреди кабинета, поочередно стреляя маленькими глазками то в меня, то в Вульфа.
– Отдайте мои деньги! – Голос его почти сорвался на визг. – Они мне нужны, ясно? – Его сотрясала мелкая дрожь. – Какого черта?
Я поднялся, шагнул к нему и дружески потрепал по плечу.
– Успокойся, Мурлыка, – сказал я и повернулся к Вульфу: – Я познакомился с этим джентльменом пару лет назад в связи с одним из наших дел и оказал ему небольшую услугу, однако, что я собой представляю, он толком не знает. А уж тем более – вы. Он подозревает, что мы его подставили и хотим сделать козлом отпущения. Неудивительно, что бедняга до смерти перетрусил. Возможно, он излишне пуглив, но это стреляный воробей, который прекрасно понимает: никто не станет беспокоить комиссара полиции по пустякам в пасхальное воскресенье. Мы это тоже понимаем. Ставлю десять против одного, что миссис Байноу убили. А раз так, они найдут Мурлыку, а через Мурлыку – меня и, следовательно, вас.
Вульф свирепо воззрился на меня.
– Проклятье! – буркнул он.
– Совершенно верно, – согласился я. – Так что сами видите, у вас с Мурлыкой возникли кое-какие осложнения, не говоря уж обо мне. Вы его наняли с моей помощью, чтобы совершить мелкую кражу. Для газет эта история – сущий клад. Кражу-то Мурлыка совершил, но в довершение всех бед теперь свято убежден, что мы заманили его в ловушку и чуть ли не хотим повесить на него убийство. Он настолько запаниковал, что не в состоянии прислушиваться к голосу разума. Но вы можете предъявить что-нибудь повесомее, чем голос разума.
– А не мог он сам воспользоваться случаем, чтобы свести с ней счеты? Когда подскочил к ней в первый раз?
– Нет. Это исключено. Я все видел собственными глазами. И с какой стати? Нет, выбросьте это из головы. К тому же я его знаю. Это не его стиль.
– Кто он? Как его зовут?
– Зовите его Мурлыка. Ему так больше нравится.
– Отдайте мои деньги! – прохныкал Мурлыка. – Мне больше ничего не нужно.
Вульф изучающе посмотрел на него, вдохнул и медленно выдохнул.
– Вы должны понять, сэр, – изрек он, – что все это может оказаться бурей в стакане воды. Вполне возможно, что миссис Байноу умерла естественной смертью.
– Отдайте мои деньги, – уныло повторил Мурлыка.
– Непременно. Но ведь миссис Байноу могли и убить, а в этом случае полиция проведет самое тщательное расследование. Вскоре нас известят. И если окажется, что ее убили, то я влип. Даже при лучшем раскладе я не хотел бы прочитать в газетах, что Ниро Вульф нанял человека для того, чтобы тот украл цветок. А тут он сорвал цветок с груди умирающей женщины. Вы хотите получить свои деньги. Если я отдам их вам и вы уйдете отсюда, что случится? Либо вы потратите их на то, чтобы скрыться от полиции, – малопривлекательная перспектива для вас. Либо сразу добровольно явитесь в полицию и выложите им все как на духу – малопривлекательная перспектива для меня. – Вульф снова вздохнул и продолжил: – Поэтому я не собираюсь отдавать вам деньги… Подождите! Выслушайте меня. Я не отдам вам деньги сейчас. На третьем этаже этого дома есть удобная и просторная комната, а моему повару нет равных во всем Нью-Йорке или даже во всей Америке. Если вы поселитесь в этой комнате, не будете ни с кем общаться и не покинете моего дома до тех пор, пока я не позволю, я уплачу вам не только сто долларов, но еще и по десять долларов за каждый день, что вы здесь проведете.
В течение следующей минуты Мурлыка трижды раскрывал рот, чтобы что-то сказать, но всякий раз его захлопывал. Нагрузка крохотному мозгу выпала непосильная. Когда наконец он в последний раз разлепил уста и заговорил, то обратился не к Вульфу, а ко мне.
