Подав Мурлыке условный знак, я снова поднес фотоаппарат к глазам, из-за чего и пропустил все случившееся в следующие две секунды. Хотя за одно мгновение готов поручиться – то, в которое я нажал на кнопку, чтобы сделать очередной снимок.
Я предупредил Мурлыку, чтобы он ничего не предпринимал, пока все камеры нацелены на миссис Байноу (а по выходе из церкви это должно случиться с неизбежностью). Да и почетный эскорт с двух сторон не позволил бы ему совершить свою гнусную выходку.
Однако, судя по всему, мечты о второй сотне вскружили Мурлыке голову. Я заметил, что он пробирается вперед, поближе к жертве. Распознав в видоискателе его голову и руку, я увидел также руку мужчины, идущего по левую сторону от миссис Байноу: он пытался оттолкнуть Мурлыку.
Я тут же соскочил с ящиков и устремился вперед, намереваясь ухватить незадачливого воришку за фалды и оттащить прочь, но Мурлыка уже успел раствориться в толпе. Миссис Байноу выглядела расстроенной – даже закусила губу, а спутники наперебой задавали ей вопросы. Она помотала головой, что-то сказала мужу, и они продолжали идти в торжественной процессии. Побег с розовыми цветками красовался на прежнем месте.
Я оглянулся по сторонам и среди моря шляп и спин разглядел Мурлыку, который, прижимаясь к рельсам ограждения, крался следом за четой Байноу. Слабонервный охотник преследовал вожделенную добычу.
С моей стороны было бы верхом неосторожности попытаться вправить ему мозги при свидетелях, даже если бы у меня имелось что ему сказать. В любом случае мы условились, что злодействует Мурлыка строго в одиночку. Однако выступать безучастным наблюдателем мне не возбранялось, и я засеменил следом за процессией, держась примерно в восьми рядах шляп позади Мурлыки и рядах в пятнадцати позади преследуемого им трио.
Никто, похоже, никуда не спешил. Пятая авеню, сами понимаете, была закрыта для транспорта, но один из лимузинов Байноу наверняка поджидал нашу троицу на Мэдисон-авеню, так что времени у Мурлыки оставалось в обрез.
На перекрестке с Пятьдесят четвертой улицей процессия стала пересекать Пятую авеню и продвигалась довольно медленно, поскольку участники парада шли здесь только по трое в ряд. К тому времени как чета Байноу и их спутник достигли противоположного тротуара, Мурлыка уже подобрался к ним футов на восемь – десять. Я же предусмотрительно держался чуть поодаль.
Это случилось, когда они прошагали уже ярдов пятьдесят по Пятьдесят четвертой улице – примерно на полпути до Мэдисон-авеню. Толчея чуть поослабла, но народу все равно была тьма – яблоку упасть негде.
Мурлыка уже наседал троице на пятки, да и я не слишком отставал, как вдруг миссис Байноу резко остановилась, схватила мужа за руку и сдавленным голосом пролепетала: «Я больше не могу! Я не хотела… здесь, на улице… Я не могу дышать! Мил, ты…» Потом отпустила его руку, выпрямилась, напряглась, содрогнулась и рухнула как подкошенная. Спутники успели подхватить ее, но миссис Байноу забилась в конвульсиях и, вырвавшись из их рук, упала на тротуар.
И тут из кольца обступивших ее людей вылетел Мурлыка, сорвал с груди женщины орхидею и, опрометью кинувшись обратно, бросился бежать в сторону Мэдисон-авеню.
Мне оставалось только одно, что я и сделал: устремился следом за Мурлыкой. Во-первых, взбреди кому-нибудь в голову преследовать Мурлыку, вид уже начавшейся погони мог отвратить добровольца от этой затеи. Во-вторых, я просто воспользовался благоприятным предлогом, чтобы улизнуть.
Хотя я уже не пролетаю стометровку за 10,7 секунды, бегаю до сих пор прилично. Но и Мурлыка мчался, как перепуганный заяц, не чуя под собой ног. Когда он добежал до Мэдисон-авеню, я отставал шагов на десять.
Мурлыка завернул за угол и, не сбавляя хода, подлетел к остановившемуся такси, из которого как раз высаживались пассажиры. Он вцепился в ручку дверцы, но я уже был тут как тут. Мы кубарем влетели внутрь и плюхнулись на заднее сиденье.
Таксист повернул голову и лениво осведомился:
– Привидение встретили, что ли?
– Угу, – промычал я, пытаясь отдышаться. – Мой приятель никогда прежде не посещал церковь, а тут вот заглянул, но при виде певчих вдруг перепугался и дал деру. Дом девятьсот четырнадцать по Западной Тридцать пятой улице.
Таксист снова повернулся, оглядел всю улицу, поискав взглядом полицейских или иных преследователей, потом пожал плечами, хмыкнул, и мы покатили.
Когда мы проехали квартал, Мурлыка разинул было пасть, чтобы что-то сказать, но я пригвоздил его к сиденью свирепым взглядом, и он покорно заткнулся. У таксистов обычно острый слух, даже излишне острый, а мне бы не хотелось оставлять за собой лишние следы. Мы и без того уже влипли по самые уши. Поэтому таксисту так и не довелось что-либо услышать. Всю дорогу, вплоть до тех пор, пока машина не остановилась перед нашим старым особняком, ни один из нас не раскрывал рта.
Я первым преодолел семь ступенек крыльца, отпер своим ключом наружную дверь и впустил Мурлыку в прихожую. Отправив на вешалку пальто и шляпу, я повернулся к Мурлыке, чтобы принять его верхнюю одежду, но воришка не спешил с ней расставаться. Он осторожно запустил руку в левый карман пальто и бережно, держа стебель двумя пальцами, извлек из него розовую орхидею.
– Вот она, – гордо заявил он. – Выкладывайте башли. Я спешу.
– Попридержи лошадей, – сказал я. – Мне еще нужно достать наличные.
Пристроив на вешалку его пальто, шляпу на полку, я провел его в гостиную и велел ждать, а сам проследовал в кабинет.
Вульф восседал за столом, заваленным кусками воскресной газеты. Он придирчиво осмотрел меня, убедился, что я с пустыми руками, если не считать фотоаппарата, и рявкнул:
– Ну?
Я прошагал к своему столу, положил на него фотоаппарат и остался стоять.
– Да, сэр. Снимки у меня, орхидея у него. Но сперва я хотел бы…
– Где она?
– Минуточку! Он в гостиной, лелеет цветок и не желает с ним расставаться, пока не получит башли. Деньги по-вашему. А как только он их получит, немедленно улепетнет. Между тем возникли кое-какие сложности. Миссис Байноу упала на тротуар и билась в жесточайших конвульсиях, когда наш приятель подскочил к ней, сорвал с груди орхидею и задал стрекача. Это было настолько некрасиво, что я бы сам с удовольствием схватил его за шкирку и сдал ближайшему полицейскому. Однако меня удержала мысль, что миссис Байноу от моего джентльменского поступка никакого проку не будет, да и вы тут сидите, пуская слюнки. Словом, я побежал за ним. Поймай я его, привел бы сюда пешком. Но я догнал его в ту секунду, как он вскочил в такси. Никакого смысла…
– Я хочу посмотреть на орхидею!
– Подождите. Возможно, нам…
– У нас полно времени. Пусть зайдет сюда.
Мне пришлось уступить, потому что Вульф все равно меня не слушал. Я вернулся в гостиную и привел Мурлыку.
Когда он подошел к столу Вульфа и босс требовательно протянул руку, я решил, что Мурлыка не отдаст ему орхидею, пока не получит деньги, но я ошибся. Вульф свирепо рыкнул, как лев при виде свежего сочного мяса, и Мурлыка послушно протянул ему немного пострадавший, но не слишком помятый побег. Во всяком случае, не менее полудюжины цветков осталось неповрежденными.
