Родители постоянно читали Мэтту нотации о расходе воды и необходимости считаться с интересами окружающих. «Я могу помыться за пять минут», — любил повторять отец.
Как бы хотел Мэтт услышать сейчас эти наставления.
— Я… открыла дверь ванной и позвала его. Он не отвечал. В конце концов, я отдернула занавеску. И о боже! Он лежал там, на дне ванны. — Бетти закрыла глаза, лицо побледнело. Мэтт испугался, что сейчас она упадет в обморок.
— Держись, мама, — сказал он, снова обнимая ее.
Все ее тело тряслось.
— О, Мэтт, я позвонила в «скорую» и попыталась сама привести его в чувство. Потом приехали врачи и привезли нас обоих сюда… Это было ужасно. Я так испугалась.
Взгляды Мэтта и Рори встретились, у обоих в глазах светилось беспокойство.
Паола звонила Мэтту домой в два часа ночи, потом в четыре часа утра и опять в шесть.
Но телефон не отвечал.
Единственный вывод, который она могла сделать, был таким: Мэтт не терял времени даром. Он на ночной вечеринке, убеждала себя Паола. Ну уж нет. Мэтт не любит вечеринки, тут же возражала она себе самой. Он сторонится всяких сборищ.
Наконец к семи часам ей удалось уснуть. Проснулась она в полдень с сильной головной болью и больным горлом.
Когда она вошла в светлую просторную кухню Линды, та взглянула на нее и сказала:
— Ой-ой-ой. Совсем плохо? Я позвоню в аэропорт и узнаю, когда ближайший рейс на Хьюстон?
— Я вряд ли выдержу до середины месяца.
— Дорогая, если тебе нужно, ты должна ехать…
— Мне надо уладить свою личную жизнь, иначе я не могу сконцентрироваться на музыке. Вы меня понимаете?
Линда кивнула, ее глаза смотрели нежно и понимающе.
— Дорогуша, я все прекрасно понимаю. Позвони, когда прояснятся твои отношения с любимым, и мы придумаем что-нибудь. Что-нибудь, что сделает всех счастливыми: тебя, меня, твоего парня и… — она усмехнулась, протянула руку к руке Клинта, а тот оторвал взгляд от бекона с яичницей и улыбнулся ей, — моего парня, — закончила Линда.
Паола обняла ее. Затем позвонила в авиакассу. Ей сказали, что если она прибудет в аэропорт к двум часам, то будет в Хьюстоне к ночи.
— Прекрасно.
В этот же день Линда и Клинт стояли с ней в вестибюле маленького Кантсвиллского аэропорта. Паола благодарила обоих.
— Не унывай, дорогая, мы тебя любим. У нас с Клинтом нет детей, и ты нам стала как дочь, — призналась Линда. Ее белокурые волосы упали на лицо, и она отбросила их назад. Улыбка озарила ее лицо.
— Согласен, — протянул Клинт. — Ты можешь приехать к нам в любое время. И твой друг тоже.
Потом Линда обняла ее, и Паола сердечно ответила ей тем же.
— Удачи, дорогая. Дай мне знать, как все обернется.
— Ладно, — пообещала Паола.
Когда прозвучало сообщение о посадке в самолет, она мысленно задала себе вопрос, что она найдет, приехав в Хьюстон? Захочет ли Мэтт ее сейчас видеть? Согласится ли принять компромиссное решение для них обоих? Может быть, уже слишком поздно?
14
Отец Мэтта пришел в себя в пять часов на следующее утро. С момента сердечного приступа прошло тридцать четыре часа.
— Можете зайти минут на десять, не дольше, — предупредил доктор.
Миссис Норман обратилась к сыну:
— Сначала я, потом ты.
Когда мать вернулась, на ее губах дрожала улыбка.
— Ну как он? — нетерпеливо спросил Мэтт.
— Он справится. Я уверена.
Сердце Мэтта сжалось, когда он переступил порог палаты. Отец выглядел каким-то маленьким, будто ссохся, вокруг — дюжина проводков.
— Папа? Ты меня слышишь?
Отец с трудом повернул голову. Его зеленые глаза блеснули в полумраке. — Привет, Мэтт, — прохрипел он.
— Тебе нельзя говорить, береги силы.
— Мэтт, мне нужно тебе что-то сказать. Если… если я не выкарабкаюсь…
— Не говори так. Ты непременно поправишься.
— … пожалуйста, позаботься о матери.
— Папа, будь уверен, я все сделаю. Не волнуйся. Не делай усилий.
Но его отец, кажется, был намерен продолжать.
— Она слабее, чем ты думаешь, Мэтт. Она зависит от меня. Мы команда.
Мэтт, конечно же, это знал. Подтверждение этому он только что видел.
— Знаю, — мягко заверил он.
— Она самое лучшее, что было у меня в жизни. Паола очень напоминает мне твою мать…
Когда самолет наконец-то приземлился в Хьюстоне, было десять вечера. Паола продрогла, пока челночный автобус вез ее к дальней парковке.
Интересно, как отреагирует Мэтт, когда она внезапно появится на пороге его дома.
Она никому не сообщила о своем возвращении, даже не позвонила родителям. Решила сразу же ехать к дому Мэтта и, если его не будет, ждать возвращения. Хотелось, прежде всего, знать, в каком состоянии их прерванные отношения.
Дом был темен. Но ничего другого она и не ждала. Почти одиннадцать. Позвонила, постучала в дверь — без ответа. Где же он может быть? Куда уехал? Или опять на очередной вечеринке? Она прошла к гаражу и, встав на цыпочки, заглянула в окно. «Фиат» стоял на месте, «БМВ» не было.
Он уехал. Но завтра рабочий день. Мэтт никогда не возвращался поздно перед рабочим днем. Должно быть, приедет с минуты на минуту. Что же делать? Она так устала, так огорчена. Нет, она не сможет пережить еще одну ночь в неведении.
Паола поудобнее устроилась в своей машине: свернулась калачиком и закрыла глаза.
Мэтт выехал из больницы в семь утра. Пришлось не спать почти двое суток, и мать очень беспокоилась, когда сын садился за руль.
— Все будет хорошо, — заверял он.
— Пожалуйста, отоспись, — попросила она. — Отцу уже лучше, так что нет надобности сюда возвращаться.
Бетти выглядела уверенно.
— О’кей. Но к вечеру я вернусь, чтобы сменить тебя.
— Завтра прилетает Элизабет. Она поможет.
По дороге домой Мэтт размышлял над событиями последних дней. Он думал о матери, Об отце, об их трогательном союзе. Вспоминал слова отца. Но в основном он думал о Паоле.
Мэтт бесконечно устал, тело ныло. Не терпелось побриться и принять душ. Затем срочно в постель и поспать хотя бы часов шесть. Может, после отдыха он опять почувствует себя человеком. И тут на дорожке, ведущей к дому, он увидел знакомую красную «тойоту». Машина Паолы?
Сердце гулко заколотилось, он нажал на тормоза. Неужели что-то случилось?
Мэтт выскочил из машины, неуверенной походкой направился к «тойоте» и заглянул внутрь. На переднем сиденье что-то лежало. Это «что-то» шевельнулось. Мэтт с удивлением наблюдал, как сначала показались черные кудряшки, потом два заспанных темно-карих глаза.