Как было бы здорово, если бы Солнышко была как кукла, вся из гладкой пластмассы. Тогда бы ей не надо было менять подгузники и никто бы не узнал, что она девочка. Мама могла бы играть, будто у неё такой особенный мальчик, и никто бы ничего не заподозрил. Если бы у всех у нас было так, мы могли бы выбирать, какого пола мы хотим быть, пока не вырастем. Я могла бы быть мальчиком, тогда мама всегда любила бы меня больше всех. Джуд, наверное, тоже захотела бы быть мальчиком, хотя она их не любит. Рошель как раз обожала мальчиков, но её невозможно было себе представить иначе как девочкой. Мартина тоже была девочка-девочка, даже когда напяливала на себя огромные футболки Тони или его чёрный кожаный пиджак.
Я услышала, как Джуд и Брюс тяжело топают вверх по лестнице. Подхватив Солнышко, я подошла к перилам посмотреть. Они, чертыхаясь, тащили неповоротливый туалетный столик Рошель, у которого на ходу выдвигались и выпадали ящики.
— Надо было вынуть сперва ящики, — выдохнул Брюс. — Я совсем голову потерял. Слушай, если мы его прислоним к стене, ты сможешь его удержать на весу минутку? Я тогда протиснусь на твою сторону и вытащу ящики.
— Что у неё там? Чем-то воняет! — сказала Джуд.
Словно в ответ на это, верхний ящик вылетел из пазов. Первый грязный подгузник Солнышка взмыл в воздух и упал в аккурат Брюсу на голову.
Брюс сделал резкое движение в сторону, отряхиваясь и пытаясь в то же время не выпустить туалетный столик. И вдруг вскрикнул на пугающе высокой ноте.
— Дядя Брюс! — Я бросилась вниз по лестнице, прижимая к груди Солнышко.
— Все, Брюс, так этот чёртов столик не упадёт, — сказала Джуд, отодвигая его подальше.
Брюс, согнувшись, вцепился в лестницу.
— Дядя Брюс, вы там в порядке? — крикнула я.
— Брюс, все, можете выпрямляться, — сказала Джуд.
Брюс был не в порядке. И выпрямиться он не мог.
— Я перетрудил спину, — с усилием проговорил он.
— Как там мой столик? Джуд, осторожнее, не прислоняй его к стенке, он же поцарапается! — орала Рошель.
Она примолкла, когда подошла к лестнице и увидела Брюса.
— Что, кто-то упал? — Мартина пришла посмотреть, в чем дело.
— Господи, Солнышко? Дикси, ты его уронила? — закричала мама.
Она неслась через прихожую, её длинные чёрные волосы развевались на бегу, а большие груди чуть не выскакивали из ночной рубашки.
— С Солнышком ничего не случилось, мама. Я его держу. Это дяде Брюсу плохо — и все из-за меня! — Я разревелась.
— Не… из-за… тебя, — выдавил Брюс, по-прежнему согнутый пополам.
— Нет, из-за меня. Это я запихала подгузник в столик Рошель!
— Что ты сделала? — сказала Рошель. — Как ты могла, Дикси? Какая подлость!
— Заткнись, Рошель, помоги мне лучше втащить твой поганый столик наверх, пока я его не уронила, — сказала Джуд.
— Брюс, дружище, как вы себя чувствуете? — сказала мама. — Вам, пожалуй, надо отдохнуть.
Брюс попытался окончательно стряхнуть с себя проклятый подгузник — и снова застонал.
— Боюсь… что у меня… нет выбора, — выдохнул он. — Я не могу двинуться!
— Что? Как это не можете? — сказала мама. — Мы вас сейчас поставим на ноги. Мартина, пролезь там к Джуд и Рошель и помоги его поднять.
— Я не могу ничего поднимать, — сказала Мартина.
— Давайте я! Держитесь за мою руку, дядя Брюс! — Я счистила остатки подгузника с его волос и взяла его за обе руки. — Ну, попробуйте встать.
— Сейчас, малышка. Подожди минутку… дай отдышаться. А потом посмотрим… сможешь ли ты… поставить глупого старого дядю… обратно на ноги.
Я подождала. Все мы подождали. Брюс напрягся изо всех сил, так что на лбу у него выступили капли пота, но встать он не мог. Он вообще не мог двинуться с места.
Джуд и Мартина присели над ним на ступеньках. Мы с мамой нервно расхаживали по прихожей внизу. Рошель наверху громыхала своей мебелью, расставляя её по комнате.
— Джуд, пойди сюда, помоги! Я решила поставить кровать вон в тот угол.
— Отвяжись, Рошель. Если бы ты приложила свои драгоценные ручки, чтобы втащить своё барахло наверх, бедный Брюс не лежал бы тут сейчас калекой, — сказала Джуд.
— Не говори «калека», а то можно подумать, что это на всю жизнь, — сказала мама. Она подошла к Брюсу. — И что же с вами теперь делать, приятель? Так и останетесь лежать тут на лестнице вместо коврика?
— Я не нарочно, — пробормотал Брюс.
— Ну так шевелитесь, дружок, — сказала мама. — Девочки, помогите мне его поднять.
— Не надо, мама, ты ему сделаешь больно.
— Дикси, не может же он здесь оставаться. Давайте, Брюс, держитесь за мою руку.
Мы потянули, Брюс застонал. Мы приналегли, Брюс заорал благим матом. Распрямить мы его не могли, но кое-как разогнули наполовину, повернув на живот. Медленно-медленно он стал сползать по ступенькам вниз, как не умеющий ходить ребёнок. Добравшись наконец до прихожей, он опустился на пол, по-прежнему не разгибаясь.
— Вставайте, — сказала мама.
— Рад бы, да не могу, — сказал Брюс.
— О господи, и что же нам теперь с вами делать?
— Может, позвать врача? — сказала я.
— Не надо нам тут никаких врачей, — поспешно сказала мама. — А потом, где мы возьмём врача? Ни один приличный врач не сунется в эти «Планеты» — за ним же все наркоманы увяжутся.
— Мне… не нужен… врач, — сказал Брюс сквозь стиснутые зубы. — Они… ничем… помочь… не могут. Мне нужно просто… лечь на спину… и лежать, пока не отпустит.
— И сколько вам нужно лежать? — спросила мама. — Пару часов?
— Пару дней… бывает, и дольше, — с трудом выговорил Брюс.
— Ну что же, девочки, похоже, гость остаётся ночевать, — сказала мама.
— Нет! Нет, я не могу! Мне нужно домой… в магазин. Мне бы только… добраться до машины.
Брюс старался изо всех сил, но он не мог добраться даже до входной двери. Он довёл свою спину до такого состояния, что слезы выступили у него на глазах.
— Дядя Брюс, бедный! Вам теперь надо только лежать.
Я и потащила его в гостиную.
— Не сюда, Дикси! Это пока моя комната! — сказала мама.
— Это пока единственная комната, — сказала Джуд. — И придётся ему лежать здесь, мама.
Мы тянули и толкали его сквозь мебельные завалы и наконец опустили на большой матрас.
— Не сюда! Это мой матрас, — запротестовала мама. — Не можете вы здесь лежать, Брюс, слезайте отсюда.
Но Брюс лежал на спине, как мёртвый, не шевеля ни единым мускулом.
