— Нет, совсем нет, — быстро возразила Тони. — Кровавый обычай до сих пор остается в силе лишь в немногих отдаленных деревнях. И люди там искренне верят, будто исполняют свой долг. Они не считают подобные убийства преступлениями. Это действительно непостижимо для европейцев.
— Вот уж точно. — Появился официант с их заказами, и Пэм откинулась на спинку стула. — Значит, у вас один из тех фиктивных браков, — пробормотала она проницательно.
— Был сначала. Но теперь уже нет.
— Но… — Сестра озадаченно замолчала. — Вы влюбились друг в друга? — недоуменно спросила женщина. Пэм покосилась на ресторан через дорогу, выражение лица у нее при этом было растерянным.
— Ничего такого романтичного, — ответила Антония с горечью. — Дарос меня совершенно не любит.
— Но, Тони, он же не стал бы… не стал бы. — Она замолчала, смутившись, и миссис Латимер с кривой улыбкой ответила:
— Стал бы, Пэм. Эту его сторону ты не знаешь. — Антония смолкла, испытывая стыд и раскаяние. Завладевшая девушкой ревность чуть не вложила в ее уста злые слова. — Полагаю, мне следует рассказать тебе остальное, — произнесла Тони после недолгого размышления.
— А есть еще что-то?
— И немало.
Девушка дополнила свою поведанную ранее историю, и, когда она наконец замолчала, собеседница уставилась на нее с недоверием.
— Тони, ты, наверное, сошла с ума, если решила, что легко справишься с Даросом, — выдавила она потрясенно.
— Почему? — Антония поглядела на сестру с любопытством.
— Достаточно один раз посмотреть на него. Мужчина с таким волевым подбородком и квадратной челюстью не позволит никому командовать собой!
— Думаю, я была так зла из-за услышанного, что мне даже в голову не пришла мысль о возможном сопротивлении супруга.
— Ты, наверное, чокнулась или ослепла, — заявила мать семейства. — Я бы никогда даже и пытаться не стала доводить до белого каления такого человека, как Дарос. Я бы сразу поняла, что он этого не потерпит.
Тони молчала, размышляя о своих многочисленных ошибках, и Пэм спросила с некоторым сомнением, действительно ли судовладелец награждал англичанок всеми этими отвратительными эпитетами.
— Именно так он и говорил, — заверила ее девушка мрачным и осуждающим тоном.
— Он не мог так думать, — твердо заявила сестра. — Иначе меня бы здесь не было, правда? Только подумай, сколько он сделал для меня… — Она развела руками. — Нет, он так не считал. Вероятно, какая-то англичанка здорово разочаровала его незадолго до вашей встречи. — Пэм бросила быстрый понимающий взгляд в сторону Антонии. — Оливия?
Тони кивнула и пересказала услышанный ею на званом ужине разговор Эвиании и Дароса, добавив, что о существе нанесенной мужу обиды ей ничего не известно, так как в беседе об этом не упоминалось.
— Подозреваю, Оливия каким-то образом умудрилась прибрать к рукам его деньги, — поделилась своими соображениями Антония. — И он, естественно, разгневался, ведь его оставили в дураках. Однако Дарос, похоже, простил ее. — Девушка подумала, что на нее саму подобное всепрощение не распространяется, и у нее в горле возник маленький горький комок. Но ведь грек был влюблен в Оливию — женщину, которая была гораздо красивее и сексуальнее Тони. — Ее раскаяние, видимо, произвело на него впечатление, — закончила Антония с отчаянием в голосе.
— А ты раскаиваешься в своем вызывающем поведении?
— Конечно, я сожалею о нем.
— Ты могла бы сказать об этом мужу, — предложила Пэм.
— Теперь уже нет смысла, — возражала девушка. — Слишком поздно, ты и сама должна понимать.
— Тебе подобные мысли когда-нибудь раньше приходили в голову?
— Да. Я даже подумывала рассказать ему о своем знании греческого, но к тому времени ему уже названивала Оливия, и я решила, что не интересую его, — объяснила Антония. — Поэтому и не захотела выглядеть идиоткой. — Она взяла нож и вилку. — Давай приступим к еде и забудем об этом.
В кафе было включено радио, и из динамика раздавалась мелодия бузуки. Туристы в ярких нарядах прогуливались по берегу, глядя на два грациозных круизных лайнера, стоявшие на якоре неподалеку. Корабли доставили своих пассажиров в город Родос, чтобы те могли несколько часов побродить по его узким улочкам, прежде чем отплыть к другим островам.
— Я все еще не могу поверить в то, что Дарос способен поступить с тобой бесчестно, — заявила сестра через некоторое время. И тем не менее в ее голосе слышалось сомнение, сомнение и разочарование. — Начала ты свою семейную жизнь просто ужасно, — пожурила она Антонию после очередной паузы. — Требовать деньги! Он, наверное, считает тебя самой жадной женщиной на свете. Почему бы тебе не объяснить ему, что ты сделала с пятью тысячами?
Тони подняла голову. На ее лице была написана обреченность, и Пэм заметила лихорадочный блеск в глазах девушки.
— Я тоже думала об этом, но у Дароса сложилось жуткое мнение обо мне. Он просто не поверил бы, что я могла выпустить из рук деньги. А теперь, — закончила она горестно, — уже слишком поздно. Даже если муж мне и поверит, наши отношения не изменятся. Да и как бы они могли перемениться, если он вернулся к Оливии?
— Вернулся?
— Ты знаешь, что я имею в виду.
Пэм казалась расстроенной так же сильно, как и она сама. Тони постаралась изобразить жизнерадостность, сказав, что, вероятно, когда-нибудь Дарос заскучает и бросит Оливию. — Тогда мы, может быть, будем счастливы вместе, — закончила девушка на светлой ноте.
— Да, думаю, он когда-нибудь бросит ее, — согласилась сестра. — Я надеюсь на это.
Два дня спустя Пэм уехала в Англию. Антония была так занята организацией косметического ремонта в ее доме, что у нее не оставалось времени размышлять о своей несчастливой судьбе. Необходимо было немного оштукатурить жилище снаружи, а затем появились дизайнеры. К возвращению сестры на полах уже лежали ковры, а на окнах висели занавески.
— Мебель привезут примерно через две недели, — сообщила мать семейства, восхищаясь своим преобразившимся домом. — Мне придется пожить с вами еще некоторое время.
— Мы не возражаем, Пэм, ты же знаешь. Но нетрудно заметить, что тебе не терпится въехать в собственное жилище. — Дарос улыбнулся ей, и его суровое лицо преобразилось, как случалось всегда, когда он пребывал в хорошем настроении. Он в любом расположении духа был красив, что не могла не отметить Тони, даже когда его лицо сохраняло привычную жесткость. Однако, когда грек улыбался, он становился неотразимо привлекательным.
Какой была Оливия? — гадала Тони. Она видела бывшую невесту своего мужа не настолько близко, чтобы судить о ее красоте, которую расхваливала Эвианиа. Но девушка была высокой и держалась с уверенностью фотомодели.
— Да, я просто умираю от желания переехать туда, — подтвердила слова зятя Пэм. — Дом кажется таким притягательным теперь, после того, как его покрасили и привели в порядок сад. Ты заметила, Тони, что у меня есть апельсиновое и фиговое деревья?
