— Александр Владимирович! Представьте себе, вы живете на улице. Холодно, тоскливо, неприютно. Разумеется, вы бы с большим удовольствием поселились в роскошных хоромах, но при необходимости подрались бы и за собачью конуру.
Майор засмеялся:
— Собачья конура в данном случае — это я?
У него промелькнула идея, основанная именно на Леночкой наивной привычке кокетничать вне зависимости от реакции объекта. В какой-то ситуации эта привычка пойдет девочке на пользу, главное, чтобы она получила шанс… Впрочем, он продолжал слушать Марину, весело возразившую:
— Какая ж вы собачья конура — скорее милицейская будка. Я подразумевала Славика. Но Леночка любую конуру обустроила бы с таким энтузиазмом, что та выглядела б вполне пристойно. О господи! Что я несу? Славик умер, а я…
Марина, смутившись, смолкла.
— У вас был с ним роман? — вдруг вырвалось у Алферова.
— Да что вы? — изумилась собеседница. — Звонил иногда по телефону. Это кто вам сказал?
— Надежда Юрьевна Павлова. Кстати, Снутко утверждает, что Павлова сама позвонила ему и предложила прийти на вашу встречу, а Павлова сообщила, что первым позвонил он. Если она, не очень понятно, зачем ей это нужно.
— То, что я скажу, мое сугубо личное мнение, — вздохнув, произнесла Марина. — Со мною никто не согласен. Все считают ее очень милой, непосредственной и наивной. А я терпеть ее не могу. Где она, там всегда скандалы. Я уверена, она провоцирует их нарочно, а вовсе не по наивности. Ей это доставляет огромное удовольствие. Сталкивать людей лбами и смотреть, что из этого выйдет. Например, Майку с бывшим мужем, которого Майка не хочет видеть. Надежда Юрьевна так развлекается!
— Не спорю, — подтвердил майор и холодно добавил: — Но аналогичные развлечения вашей подруги почему-то не вызывают у вас осуждения. А также использование ею брака как способа обогащения.
Марина подняла расстроенные глаза и после паузы тихо спросила:
— У вас есть немного времени? Прямо сейчас? Это на машине десять минут.
Алферов так опешил, что автоматически кивнул. Ехали и впрямь десять минут, остановились у роскошного отреставрированного особняка на набережной. Консьержка поздоровалась с Мариной, словно с доброй знакомой.
Дверь открыла Майя.
— Маринка! — обрадовалась она.
— Я привела в гости Александра Владимировича, — предупредила Марина.
— Ты? — странно уточнила Майя.
— Да. Мы ненадолго.
— Так заходите.
Майя выглядела какой-то не такой. Сосредоточившись, майор понял, в чем дело. Во-первых, на ней были очки, превращающие трогательные беззащитные глаза в уверенные и проницательные. Во-вторых, облегающее платье сменилось брюками и просторной кофточкой, скрывающими фигуру. Но хозяйка квартиры не спешила снимать очки и переодеваться, дабы исправить впечатление. Алферов вдруг понял, что ей совершенно наплевать, нравится она ему или нет. Как мужчина он ей безразличен, а интересует разве что в качестве гостя.
Не успел он удивиться метаморфозе, как в прихожей появился огромный пес — колли, некогда черный, а теперь седой. Он вошел осторожно, и майор с сожалением понял, что пес почти слеп.
— Рексушка, — потрепала его по загривку Марина, присев. — Как дела?
Рекс с удовольствием ткнулся ей в руки головой.
— Сколько ж ему лет? — почтительно осведомился Алферов.
— Девятнадцать.
— Ого!
Он тоже присел, но на его ласки пес реагировал весьма сдержанно.
— Рекс, хоть и видит плохо, но своих отличает, — с гордостью сообщила Майя. — Он еще у меня ого-го! Правда, Рексушка?
Майор вдруг вспомнил слова Снутко: «Мы разошлись из-за собаки». Из-за Рекса?
— Вы считаете, Рекса надо усыпить? — неожиданно выдала Марина, пока Майя на кухне ставила чайник.
Вопрос Алферова обидел. За кого она его принимает? За монстра?
— А Снутко хотел, — не дождавшись ответа, сказала собеседница. — Рекс вообще-то его пес, и он собирался его усыпить, а Майка не дала.
— Сомневаюсь, чтобы Снутко сильно настаивал, когда узнал, что Майя против, — резонно парировал Алферов.
— Разумеется, он не настаивал, но считал ее поведение женским капризом. Да, он не усыпил Рекса, но одно то, что он искренне хотел этого и не мог понять, почему это невозможно… да как с ним после этого жить?
Однако при виде Майи Марина быстро сменила тему.
— Майка, ты не помнишь, Снутко не мог в субботу сесть за стол первым? После пения, я имею в виду.
— Не мог, — засмеялась Майя. — Он сел уже после меня, это я гарантирую. А, пока мы пели, безобразно горланил прямо мне в ухо. Слух у него отсутствует начисто.
— А Юрский пел?
— Кажется, нет. Я еще подумала, что он, видимо, не совсем на крючке и с ним следует дополнительно поработать.
Майя говорила, абсолютно не стесняясь присутствия майора. Он, непривычный к подобной откровенности, слушал не без удивления.
— То есть Юрского во время пения ты не видела?
— Да. Леша играл на гитаре, Снутко пел, а Юрский… не знаю, чем занимался.
— А Света?
— Про женщин можешь не спрашивать, я не обращала на них внимания.
— Погоди… Света пела, я точно помню. И еще Вольская… она не пела, но стояла у Леши за спиной и упорно отпихивала меня локтем, поэтому я вынуждена была пристроиться рядом с Мишкой. И, пока зачехляли гитары, она продолжала караулить мужа. Я вспомнила.
— А что, Александр Владимирович, — обратилась к Алферову Майя, — разве остались какие-то неясности? Света ведь арестована.
— Задержана, — поправил майор. — Да, мне многое неясно. Я не уверен в ее виновности.
— Да вы, как и Маринка, идеалист? — удивилась Майя. — Кто бы мог подумать… А ведь оба — умные люди. А я считаю, в любом случае Света сама виновата. Ну, выскочила за ничтожество — это с каждой может случиться, этого даже я не миновала. Но надо быть дурой, чтобы за это ничтожество держаться.
— Кто же из ваших мужей — ничтожество? — холодно осведомился Алферов.
— Все, но в наибольшей степени, конечно, Лешка. Вот признайтесь честно, Александр Владимирович, могли бы вы уважать человека, который радикально переменил свои чувства к женщине исключительно потому, что она изменила цвет волос и сняла очки?
— Вас никто не заставлял за него выходить.
— Я была молода и до безумия влюблена, — весело разъяснила Майя. — Но любовь без уважения долго у меня не продержалась. И, кстати, даже не думайте, что Лешка мог самостоятельно кого-нибудь прикончить. Он начисто лишен инициативы. Разве что жена велела ему: «Возьми этот флакон и налей из него туда-то». И посмотрела любящим взором василиска. Он от страха подчинился бы, до и то пролил половину, а под вашим давлением тут же во всем признался бы. Я прекрасно изучила всех своих мужей — невзирая на то, что ни один из них не соблаговолил присмотреться ко мне. То есть смотреть-то они смотрели, но совсем не на те места. Чтобы Лешка или Снутко из ревности отравили Юрского? Снутко хоть кол на голове теши, он полагает, мой с ним развод — не принципиальное решение, а кокетство красивой женщины. Он убежден, что я к нему вернусь. Столь замечательных мужей, как он, всерьез не бросают. Господи, почему все мужики идиоты?
