— Вот ваша доля от продажи, — сказал Эдуардо. — Здесь свыше четырех тысяч долларов.
Филаделфия посмотрела на банковский чек, который он положил ей на колени.
— Мне он не нужен.
— Сеньорита, вы всегда говорите это, когда я предлагаю вам деньги.
Звук его голоса, вкрадчивого и не изменившегося после того, как он снял с себя маскировку, заставил ее вздрогнуть. В такие моменты, как сейчас, ей начинало казаться, что она его совершенно не знает.
— Я не могу принять деньги миссис Ормстед. Это все равно что украсть их у родственников.
— Взамен у нее осталось прекрасное колье, — напомнил он.
— И все же. — Филаделфия старалась говорить убедительно. — Если бы мы так не спешили покинуть город, то я сумела бы продать бриллианты кому-нибудь еще. Всего несколько дней, и я бы смогла пристроить их.
— Но у нас не было этих нескольких дней.
— Отчего же? Объясните, почему мы так поспешно уехали из города? Это из-за маркиза? Он грозился разоблачить нас?
— Выбросьте маркиза из головы, — недовольно посоветовал он.
— Что случилось? Я знаю, что вы виделись с ним. Что вы с ним сделали? Вы не?..
— Что? — спросил он, наклонившись к ней. Она смешалась, увидев вызов в его глазах.
— Ну… Я точно не знаю что.
— Вы намекаете на убийство? — подсказал он.
— Убийство? — прошептала она охрипшим от волнения голосом. — Вы?.. — Она не могла закончить фразу, даже если бы от этого зависела ее жизнь.
Он откинулся на сиденье и окинул ее цепким взглядом.
— Вы принимаете меня за кровожадного бандольеро, сеньорита? Может, я напоминаю вам темнокожего дикаря, который пугал вас в ваших девичьих кошмарных снах?
— Конечно, нет! — сердито воскликнула она, раздосадованная его колким замечанием. Он пока не появлялся в ее снах, хотя его поцелуи, его необыкновенные глаза постоянно занимали ее мысли. Как мог ей сниться человек, которого она едва знала?
— Мне просто хочется знать, что стало с маркизом. Это вы заговорили об убийстве.
— Разве? Прошу прощения. Маркиз жив. Однако он решил, что американский климат вреден для его здоровья и в данный момент отплывает в Европу.
— Понимаю, — рассеянно ответила Филаделфия. Неужели Эдуардо обладает такой силой, что люди подчиняются его приказам, даже если им приходится покидать страну?
С каждым поворотом колес кареты, уносящей ее все дальше от Нью-Йорка, Филаделфия все больше и больше сожалела, что не открылась миссис Ормстед. Она сожалела о многих вещах и не заметила, как на глаза навернулись слезы.
Раздраженный ее глупыми мыслями и своей собственной ревностью, Эдуардо безуспешно пытался отвести от нее взгляд. Его поразило, что она может плакать, не издавая ни единого звука, хотя он полагал, что слезы дают выход чувствам. Две кристальные слезинки скатились по ее щекам, но ни учащенным дыханием, ни малейшим движением тела она не выдала, что с ней происходит. Создавалось впечатление, что ее тело живет своей собственной жизнью.
Его подружки всегда поступали так, чтобы их слезы не оставались незамеченными. Веками воспитанные на бурных драматических событиях, происходящих в Португалии и Испании, на индийских страстях и африканских эмоциях, бразильские женщины одной слезинкой могли вызвать такую бурю чувств, какой он никогда не видел у Филаделфии Хант.
Он отвел глаза от ее гордого, омытого слезами лица. Оказывается, она не была бесчувственной. Она не была холодной. Сидя рядом с ней, он через материю своего костюма ощущал тепло ее тела. Когда он последний раз был с женщиной? Вспомнив, он испытал потрясение. Неужели так давно? Еще немного, и он станет святым.
Он быстро сунул руку в карман и вытащил из него записку, которую наспех нацарапал Уортон. Если Филаделфия плачет из-за него, то лучше прочитать ее сейчас и успокоиться. Но он обязательно сотрет воспоминания о нем из ее памяти и сделает это еще до того, как они уедут из арендованного им дома.
— Уортон просил меня передать вам эту записку. — Зажав листок бумаги двумя пальцами, он протянул его ей. — Я предложил ему воздержаться от сентиментального и банального прощания, но он… — Эдуардо пожал плечами.
Филаделфия быстро выхватила записку, опасаясь, что он не отдаст ее.
— Вы прочитали, что в ней написано?
— У меня нет привычки читать любовные записки школьников.
— Тогда откуда вам известно, что это любовное послание? — спросила она с вызовом.
— По растекшейся по ней слезинке, — весело парировал он.
— Мне следовало бы с ним проститься.
— И дать ему возможность обрушить на вас страстную мольбу остаться с ним. Вам пришлось бы испытать массу неприятных моментов и услышать даже угрозу покончить с собой. Вряд ли это бы вам понравилось.
— Я знаю только одно, — сказала она, окинув его недружелюбным взглядом, — что мне не нравится ваше поведение.
— Наконец-то из девицы-ледышки вырвалось пламя! — Эдуардо громко и охотно рассмеялся, но Филаделфия никак на это не отреагировала и развернула записку.
Эдуардо ожидал всего, что угодно: печали, тихих слез, чувства вины, сожаления, невосполнимой потери. Но он никак не ожидал увидеть ужас в ее глазах.
— В чем дело? — осведомился он.
Филаделфия слепо посмотрела на него, так как перед ее внутренним взором все еще стояли слова, которые она только что прочитала: «Ланкастер умер».
Эдуардо наклонился к ней и протянул руку:
— Дайте мне взглянуть, что написал этот идиот.
— Нет! — закричала она, отдергивая от него руку с запиской. — Нет, — повторила она уже более спокойно. — Там нет ничего особенного. Просто я вспомнила о другом. — Она быстро спрятала записку в сумочку и закрыла ее.
— Но вы дрожите, сеньорита.
— Разве? — Она сцепила пальцы рук, лежавших на коленях. — Это от усталости. Я плохо спала сегодня ночью.
— Я вам сочувствую, — сказал он, следя за меняющимся выражением ее лица, сравнимым разве с облаками, набегавшими на солнце. — Что касается меня, то я сплю сном младенца. Говорят, ничто так не успокаивает расшатавшиеся нервы, как здоровый загородный воздух. Он наверняка пойдет вам на пользу.
Филаделфия промолчала. Она едва слышала, что он сказал. Ей хотелось тишины и покоя.
«Ланкастер умер». Внезапно ее охватил гаев. Она даже не может перечитать записку. Таварес наверняка выхватит ее из рук, а ей бы не хотелось, чтобы он прочитал ее. Однако она может попытаться намеками выудить из него что-нибудь.
— Скажите, сеньор, вам приходилось вести бизнес в Соединенных Штатах?
— Конечно.
— Тогда вы можете дать мне совет. Став богатой, я хотела бы открыть счет. Я просила мистера Уортона порекомендовать мне банк, и он назвал «Манхэттен метрополитен секьюрити Бэнк», как один из лучших. — Она посмотрела на него, надеясь, что он ничего не сумеет прочитать по ее лицу. — Вам знаком этот банк?
