— Есть.
— Смотри, Савелий, у него даже ложка есть! Думает, мы обязаны кормить всяких странствующих дармоедов!
— Ага, мы пахали… Если б у него не было ложки, это тоже показалось бы тебе подозрительным.
— Правильно. Наш комиссар, дай бог ему здоровья, все время повторяет: бдительность! А я добавляю: лучше перебдеть, чем недобдеть.
— Господи, спаси раба твоего от словоблудов!
Савелий воздел кверху руки.
— Кстати, Савелий, — Яков присел на бревно, кивая Яну на место рядом с собой. — Твои постоянные обращения к богу кажутся мне-таки наглыми. Хорошо, если, как говорит комиссар, бога нет. А если он есть, зачем отвлекать его по пустяками? Как звать-то тебя, странник?
— Ян Поплавский.
— Так мы ж почти тезки: Ян — Яков. Если ты окажешься шпионом, мне будет жалко, что тебя расстреляют. Может, я и погорячился. Однако через меня у тебя могут быть неприятности. Не переживай: если Яша ошибся, Яша и извинится. Лучше нажимай пока на ложку, каша мировая. Ты сам с откуда будешь?
— С хутора.
— От, я сразу и почувствовал, что ты — сельский. Значит, ты за революцию?
— Не знаю.
— Как так — "не знаю"? — от возмущения Яков даже вскочил с бревна. — Да знаешь ли ты, что в наше время каждый честный человек — а ты, я надеюсь, честный человек? — борется за мировую революцию! Мы отберем землю и все богатство у буржуев и разделим между бедняками.
— Поровну?
— Поровну!
— Тогда объясни мне такое дело, — Ян тщательно облизал ложку, не без сожаления оглядел оставшуюся в котелке кашу, о которой Яков в пылу спора совсем забыл и не спеша, обстоятельно, хотя эти мысли были предметов его долгих размышлений, заговорил: — Как можно разделить поровну, например, шубу какой-нибудь графини? Или штаны князя? Пойдем дальше. Бедняки бывают разные, так? У одного пять гусей, у другого — ни одного. Значит, вначале нужно уравнять всех бедных?
Яков с интересом посмотрел на него.
— Мне такие мысли никогда в голову не приходили, хотя я чувствую в них сермяжную правду. Ты — или очень умный крестьянин, или выдаешь себя не за того, кто ты есть на самом деле. Все-таки хорошо, что с тобой будет беседовать командир; комиссар, по причине твоей подозрительности, сразу бы тебя к стенке поставил.
— Яков, — позвал командир, — давай сюда своего подозрительного!
— Ну вот, — печально сказал тот, как будто не он только что подозревал в Яне шпиона, — твои неприятности начались. Советую говорить только правду и ничего, кроме правды!
Они подошли к командиру, который в одиночестве теперь поджидал их.
— Могу я узнать ваше имя, юноша? — спросил он.
Ян смотрел на командира во все глаза: если ему действительно семнадцать, то Ян старше его на целый год, а как он обращается? Юноша! Будто их разделяют многие годы. Голос командира… Было в нем что-то такое, что заставило Яна подтянуться и по-военному кратко представиться.
— И документ у вас имеется?
Ян протянул свою метрику.
— Очень приятно, Ян Георгиевич. А перед вами командир Красной Армии Андрей Гойда. Теперь расскажите мне, что вы делали в этом лесу, откуда и куда идете?
Его откровенное и дружеское участие подбодрило Яка.
— Мне ничего не нужно было в лесу. Просто я шел в город, а дорога как раз по краю леса.
— У вас в городе родственники?
— Никого у меня нет. Я хотел найти работу.
— Считайте, что вам повезло: у нас как раз есть работа для молодого, горячего человека — уничтожать с земли всякую нечисть. Как говорили наши предки, не щадя живота своего. А нечисти на свете развелось видимо-невидимо. Белая, зеленая, жовто-блакитная — всех цветов радуги… Стрелять умеете?
— Нет.
— У вас достаточно правильная речь. Вы — грамотный?
— Могу писать и читать.
— Отлично! Грамотных, к сожалению, у нас не очень много. Хотите служить на благо трудового народа в Красной Армии?
— Хочу.
— Ян Георгиевич, ну почему так нерешительно? Революция призывает вас под свои знамена, гордитесь! Мы делаем историю. Уверяю вас, потомки будут нам завидовать.
Ян растерянно кивал, сожалея, что не может разделить этот бурный порыв: командир ему нравился.
Но какие знамена, чего хотят красные? Только ли того, о чем говорил Яша? Но Гойда уже перешел на деловой тон.
— До того как вы начнете учиться воевать, вы должны, я чувствую, освоить политграмоту. Сейчас я познакомлю вас с комиссаром Голубом. Очень умный и преданный делу человек.
Гойда произнес эту характеристику сухо и бесстрастно, словно говорил о чужом или чем-то неприятном ему человеке. Впрочем, Ян не очень обратил на это внимания, так, отметил мимоходом; все ему здесь было внове, неожиданно и странно, он ещё не определил, чего ему хочется, и решил для себя: пока просто смотреть и слушать.
Комиссар Голуб в его тридцать с небольшим лет показался Яну пожилым человеком: то ли ему добавляли солидности бородка и усы, то ли нездоровая желтизна лица. Он был немного похож на священника, который учил Яна, манерой убеждать и при этом внимательно разглядывать собеседника.
— Андрей Гойда послал тебя поговорить со мной? Это хорошо: наши командиры начинают понимать роль комиссаров в деле победы революции. Ведь идеологически подкованный боец — это половина успеха. Обращайся впредь ко мне по любому интересующему тебя вопросу: если, например, тебе непонятны или подозрительны действия кого-нибудь из бойцов, вплоть до самого командира. Не бойся, в нашем святом деле все равны, и командир вполне может ошибаться. Тем более что он — выходец из враждебного класса. Конечно, он давно порвал с ним и доказал свою преданность идеалам революции, но ведь тебе, как крестьянину, известно: корни в любой момент могут дать о себе знать. Вот почему так важна чистота наших рядов, понимаешь?
— Понимаю, — прикинулся дурачком Ян и опять удивился про себя: кажется, комиссар впрямую предлагает ему шпионить. Тогда каких же шпионов все они опасаются, если собираются вот так следить друг за другом?
— Обращайся ко мне просто: товарищ комиссар, — Голуб подчеркнуто дружески обнял Яна за плечи, — странно, но чем-то в эту минуту он напомнил парню графа Головина. — Я буду звать тебя Яном. Ты из бедняков?
— Беднее нас с мамкой в селе не было.
— А почему? Разве ты болен? Недостаточно силен? Нерадив в работе?
— Признаться честно, в детстве я часто прихварывал, матери от меня плохая подмога была. Не было у нас ни лошади, ни быка, ни коровы, а без них — какой достаток? Правда, мы иногда держали поросенка, кур…
— Вот видишь, получался замкнутый круг: вы не могли стать богатыми, потому что не имели тягловой силы, а тягло не на что было купить. Иными словами, вас обрекли на бедность! Сколько, например, лошадей и коров было у вашего сельского богача?
