Я искал пропуск Проказова, не очень понимая зачем, но все смотрели на меня, а так у меня было занятие.
Хорек сказал:
– Ну, все, давайте все вниз.
Все начали выходить из комнаты. Саша Без Переносицы спал в кресле. Я и Сашин модный друг пытались разбудить Сашу. Он, ничего не понимая, поднялся. Мы надели куртки и пошли на первый этаж, кроме двух человек, которые жили в общаге, – они пошли к себе в комнату.
На первом этаже одна учебная аудитория есть, куда нас и завели, рассадили на стулья. Еще к нам подошел охранник с вахты. У всех нас проверяли карманы. Я по-быстренькому засунул свой студенческий, который был у меня в кармане штанов, в носок.
Они записывали имена и фамилии и кто с какого факультета, курса и группы, чтобы потом отправить докладные по деканатам. И отпускали. Когда спросил Хорек, как меня звать, я машинально ответил:
– Рома Молчанов.
– Где учишься?
– Я в школе еще учусь, в одиннадцатом классе.
– В школе? Не верится. А сколько лет тебе?
– Шестнадцать.
– Понятно. – Хорек повернулся к охраннику. – Пьяный он? – Потом опять ко мне: – Ну-ка, вытяни руки. Ровно. Теперь присядь. Еще два раза, – опять повернулся к охраннику: – Нет, не сильно пьяный.
Он не знал, что я пьяный – как дома.
Ха.
Мне позволили идти, я уже был близок к двери, но тут у меня выпал мой студенческий из штанины.
Хорек посмотрел студенческий и сказал, тем самым лишив свою персону любой симпатии с моей стороны на века:
– В школе, значит, учишься, Рома Молчанов… – Хотя в данных обстоятельствах, думаю, что бы он ни сказал, меня бы это не расположило к нему.
Хорек – худой, невысокий, в очках, пиджак как мешок, но он рожи корчит – аки крутой парень из кино.
Меня и Сашу Без Переносицы повели два мента в Центральное РУВД. Как раз пять минут ходьбы от общаги. Саша тоже пытался представиться иначе, вот нас обоих и решили отправить, чтобы отдувались за всех. Я был пристегнут наручниками к одному менту, Саша к другому. Тьфу ты, нет, я все-таки был пристегнут к Саше. Еще бегал Сашин модный друг рядом и тараторил:
– Саня мой друг, заберите меня тоже с ним, мне тоже надо.
– Иди домой. Поспи, – отвечал один из ментов.
– Но он мой друг.
– Иди домой. Тебя забирать не просили.
Мы шли. Холодно. Я как был в майке и штанах, накинул куртку, туфли обул и пошел. Без кофты, то есть – холодно. Снег шел.
Сашин друг все бегал вокруг и суетился.
– На хрен ты их привел? – спросил Саша у меня. – Можно же было как-то без них. – Он был сонный.
– Да я их не приводил. Я сидел у девчонок, они зашли и повели к вам.
– А? На хрен привел их?
– Скучно стало. Вот и привел.
Нас завели в отделение. Сашин друг грозился, если его не возьмут с нами (тоже мне, нашел, куда проситься), простоять всю ночь под дверью милиции.
– Да пожалуйста, – сказал мент.
Отобрали сигареты и заставили расшнуровывать обувь. Оформили, что надо. Про нас было сказано, что мы «устраивали дебош в общежитии» и «ругались матом на оперативных дежурных УСБ университета». Нас завели в обезьянник. Камера была примерно полтора на два с половиной метра. Еще три мужика там были. И одна лавочка. Двое на этой узкой лавочке пытались спать, головами друг к другу, упираясь ногами в противоположные стены (у них получалось), один сидел на полу на заднице. Саша умудрился вместиться между двумя на лавочке, я сидел на корточках, но и в таком положении быстро уснул. Проснувшись утром, начал болеть и волноваться. Было воскресенье, а судья по воскресеньям не работает. И еще теперь меня могут отчислить за нарушения внутреннего распорядка университета. Особенно если учесть, что у меня недавно уже была стычка с УСБ. И общагу мне не дадут, видимо, а я уже представлял, как я с Проказом и Мишей заживу счастливой жизнью. Ладно, тут появились два новеньких, они хорошо повеселились, подрались между собой, потом с ментами. Саша с фингалом и Макс. Двадцать три – двадцать пять лет обоим, штангисты. Как я узнал, с ними был еще Рома, но его увезли в больницу. Один драный опер здесь уже вывел Рому, дал ему по морде, потом вывел Макса, дал ему по морде, а у Саши этого был большой фингал – опер не стал его бить. А у Ромы челюсть стала свернутой, Рома сидел, ему было очень нехорошо, вот его и увезли в больницу.
– Бли-и-ин, – стонал Саша С Фингалом, – мой глаз. Охренели эти менты совсем. И коленка, моя коленка! Что-то с ней не так… Что они мне повредили? Как это называется? Мениск. Может, мне надо в больницу? И глаз, черт. Мой глаз. Как у меня тут?
– Сильно. Прям гематома образовалась вокруг, – ответил кто-то.
Саша опять переключился на глаз:
– Вашу мать, ну менты. Мой глаз… Хорошо, хоть я еще им вижу. А то кто знает, что могло бы случиться. Обосраться можно, это называется правоохранительные органы.
– Подожди, – говорил Макс, – а это не я ли тебе глаз подбил? А то я помню, кого-то я так, с правой, неплохо ударил, что тот отлетел?
– Это ты меня так?
– Ну, я не знаю. Я помню, что ноги аж подлетели выше тела, скорее всего, ты это и был.
– Макс, я херею, как ты мог?
– Извини… Хотя я не знаю, нет, скорее это был не ты…
– Тогда ладно.
– …или пожалуй, что ты?
Они все пытались вспомнить: иногда приходили к выводу, что это Макс ударил Сашу, и тогда Саша С Фингалом обижался, иногда, что это менты, тогда Саша успокаивался.
– Вот у меня вечно это желание кому-нибудь пиздюлей навалять, – говорил Макс. – Выпью если, то все. Особенно мне нравится, когда бык здоровенный, бить его.
– Не знаю, – сказал Саша Без Переносицы, – у меня такого желания никогда не возникает.
Я то погружался в дрему, то очухивался. Сквозь эту дрему до меня донеслось:
– А мы все последнее время джин с водкой бухаем… Тут, позавчера блядина у меня отсасывала, а я так напился, что уснул. Проснулся в носках и презервативе…
Я опять хотел спросить, почему на нем был презерватив и какой вообще во всем смысл тогда, но опять забыл.
Потом Саше Б. П. принесли передачку: газировки, батон, колбасы. Мы все перекусили. Потом Саше С. Ф. принесли передачку: булку хлеба, лаваш и газировку. Мы все перекусили. Потом Максу принесли передачку: батон, пирожки и газировку. Так как делать больше было нечего, мы опять перекусили. Нам на шестерых выдавали две сигареты в час (один из вчерашних мужиков куда-то делся, а то бы нас было семь), а так как в моем кругу был неприятный гнилозубый тип, я почти не курил. То есть старался покурить до него либо не курил. Потом пришел дежурный и сказал:
– Титов, на выход!
