В переполненном вагоне подземной дороги рассыльного мальчика притиснули к спине высокой блондинки, от которой сильно пахло духами. Локти, пакеты, плечи сдвигались все теснее при каждом толчке скрежетавшего вагона. Его пропотелая форменная фуражка сбилась на ухо. «Если бы у меня была такая дамочка! Ради такой дамочки стоит остановить поезд, потушить огни, устроить крушение… Я бы мог иметь ее, если бы у меня были деньги». Когда поезд замедлил ход, она повалилась на него, он закрыл глаза, перестал дышать, его нос расплющился об ее шею. Поезд остановился. Стремительная толпа вынесла его из вагона.
Спотыкаясь, он вышел на свежий воздух, в мерцающие глыбы света. Бродвей был полон народа. Матросы по двое и по трое стояли на углу Девяносто шестой улицы. Он съел два сандвича с ветчиной и ливерной колбасой в гастрономической лавке. У женщины за прилавком были желтые волосы, как у той блондинки в вагоне, но она была толще и старше. Дожевывая корку сандвича, он поднялся в лифте в Японский сад. Там посидел минутку перед мигающим экраном. «Пожалуй, у меня, в моем костюме рассыльного, смешной вид. Лучше убраться отсюда. Пойду разносить телеграммы».
Он затянул кушак, спускаясь по лестнице. Прошел по Бродвею до Сто пятой улицы и свернул на восток по направлению к Авеню Колумба, внимательно рассматривая подъезды, пожарные лестницы, окна, карнизы. Вот! Только во втором этаже горел свет. Он позвонил во второй этаж. Дверная задвижка щелкнула. Он взбежал по лестнице. Женщина с бесцветными волосами и красным от кухонного жара лицом высунула голову.
– Телеграмма для Сантионо!
– Нет тут такого.
– Извините, мадам, я ошибся звонком.
Дверь захлопнулась перед его носом. Его желтое, дряблое лицо сразу напряглось. Он легко, на цыпочках взбежал на самый верх, потом вскарабкался по маленькой лестнице к чердачному окошку. Болт загремел, когда он отодвигал его. Он затаил дыханье. Взобравшись на засыпанную золой крышу, он осторожно поставил ставень на место. Трубы возвышались стройными рядами вокруг него, черные на сияющем фоне улиц. Он ползком пробрался к заднему фасаду дома и спустился по желобу на пожарную лестницу. Его нога задела цветочный горшок, когда он дополз до цели, Кругом было темно. Он пролез через окно в душную, пахнущую женщиной комнату, просунул руку под подушку неубранной кровати, обшарил письменный стол, рассыпал пудру, выдвинул ящик, нащупал часы, накололся пальцем на булавку. Брошь… А вот что-то есть в углу. Кредитки, пачка кредиток. Надо уходить. По пожарной лестнице в нижний этаж. Света нет. Опять открытое окно. Плевое дело! Такая же комната, пахнет собакой и ладаном. Он увидел свое смутное отражение в стекле бюро, попал рукой в банку с кольдкремом, вытер ее о брюки. Черт! Что-то мягкое и пушистое с визгом выскочило у него из-под ног. Он стоял, дрожа, посредине тесной комнаты. Маленькая собачка громко скулила в углу.
Свет качнулся в комнату. Женщина стояла на пороге, направив на него револьвер. За ней виден был силуэт мужчины.
– Что вы тут делаете? Да ведь это рассыльный…
Свет сплел медную паутину вокруг ее головы, очертил тело под красным шелковым кимоно. Мужчина был молод, строен, темен. Его рубашка была расстегнута.
– Ну, что же ты тут делаешь?
– О, мадам… Это я от голода. У меня старуха-мать умирает.
– Ну разве это не удивительно, Стэн? Хорош громила! – Она подняла револьвер. – Иди за мной в переднюю.
– Хорошо, мисс, все, что вы велите, мисс, только не выдавайте меня фараонам. Подумайте о моей старушке матери!
– Хорошо, но если ты взял что-нибудь, отдай обратно.
– Честное слово, я ничего не успел взять!
Стэн упал в кресло, заливаясь смехом.
– Ловкая же ты, Элли! Никогда не думал, что ты на это способна.
– Да ведь я играла эту роль все прошлое лето… Отдай твой револьвер.
– У меня нет никакого револьвера, мисс.
– Ну ладно, хоть я и не верю тебе, но, так и быть, отпущу.
– Да благословит вас Бог!
– Но ведь ты зарабатываешь что-нибудь, раз ты рассыльный?
– Меня прогнали на прошлой неделе, мисс. Только голод заставил меня…
Стэн поднялся.
– Дадим ему доллар, и пусть он убирается к черту.
Когда он уже стоял на пороге, она протянула ему доллар.
– Вы – ангел, – сказал он, задыхаясь.
Он схватил руку, державшую доллар, и поцеловал ее; склонившись над рукой, целуя ее мокрым поцелуем, он уловил кусочек тела под мышкой в прорези широкого шелкового рукава. Когда он, все еще дрожа, спускался по лестнице, то оглянулся и увидел, что девушка и мужчина стоят, обнявшись, и смотрят ему вслед. Глаза его были полны слез. Он сунул доллар в карман.
«Паренек, если ты и дальше будешь так падок на женщин, то ты очутишься в той славной гостинице на реке…[117]А все-таки она душка!» Тихо посвистывая, он дошел до станции и сел в поезд воздушной дороги. Время от времени он ощупывал задний карман, где лежала пачка кредиток.
Он взбежал на третий этаж. Пахло жареной рыбой и газом. Он позвонил три раза у грязной стеклянной двери. Подождав несколько секунд, тихо постучал.
– Это ты, Майк? – послышался женский голос.
– Нет, это Ники Шатц.
Женщина с острым лицом и крашеными волосами открыла дверь. На ней было меховое пальто поверх гофрированного нижнего белья.
– Как дела, мальчик?
– Представь себе, шикарная дама поймала меня за работой. И как ты думаешь, что она сделала?
Возбужденно говоря, он последовал за женщиной в столовую с облупленными стенами. На столе стояли стаканы и бутылка виски.
– Она дала мне доллар и посоветовала стать пай-мальчиком.
– Черт ее побери!
– Вот часы.
– Это «Ингерсол». Какие это к черту часы!
– Хорошо, тогда посмотри-ка на это. – Он вытащил пачку кредиток. – Это не добыча, а? Да тут тысячи!
– Дай посмотреть. – Она выхватила у него кредитки; глаза ее засверкали. – Ты осел! – Она бросила кредитки на пол и заломила руки. – Ведь это же бутафорские деньги! Это бутафорские деньги, театральные деньги, телячья голова, дурак проклятый…
Они сидели рядышком на краю кровати и хохотали. Душная комната была пропитана вялым благоуханием чайных роз, стоявших в вазе на бюро. Повсюду была разбросана одежда и шелковое белье. Их объятия становились все теснее. Внезапно он высвободился и нагнулся, чтоб поцеловать ее в губы.
– Громила, – сказал он беззвучно.
– Стэн…
– Элли…
– Я думала, что это Джоджо, – шепнула она хрипло. – Это похоже на него – подкрасться тайком.
