— Ты злоупотребила невинностью мальчика и моим доверием, Мина, ты опозорила наш дом, опозорила всех нас. Убирайся прочь и больше не возвращайся!
На следующее утро Минервина села в повозку Хесуса Ревильи на Рыночной площади и отправилась в Сантовению с двумя узелками, с которыми приехала пять месяцев тому назад.
Книга вторая. ЕРЕСЬ
VII
Достигнув совершеннолетия, Сиприано Сальседо получил степень доктора юриспруденции, вступил во владение складом в Худерии, землями в Педросе и переехал в старый родительский дом на Корредера-де-Сан-Пабло, который после смерти дона Бернардо стоял закрытый. Через несколько лет, когда эти основные дела были улажены, он поставил себе три другие задачи, вполне амбициозные и определенные: найти Минервину, завоевать почетное место в обществе и поднять свое экономическое положение на уровень крупнейших негоциантов страны. Первая задача — найти Минервину, — которую он считал самой простой, оказалась невыполнимой. В Сантовении он с трудом разыскал нескольких человек, помнивших девушку. Родители ее умерли, говорили они, а она из деревни уехала. «Вышла замуж», — сказал один, но другой поправил его: «Мина замуж не выходила, она уехала со своей сестрой в Мохадос, где жила их старая тетушка». Сиприано, верхом на своем новом коне по кличке Огонек, отправился в Мохадос. Там о девушке никто слыхом не слыхивал, и такое редкое имя было им вовсе незнакомо. Сиприано настаивал: «Минервина, Минервина Капа». Но никто не мог вспомнить такую. Во всей округе не было девушки с таким именем. Сиприано Сальседо, не мысливший себе жизни без нее, пытался искать Минервину в более дальних деревнях. Бесполезно. Не зная, куда после кончины его отца переселились Бласа и Модеста, он сызнова начал поиски с первого пункта — с Сантовении. Там он встретился с Ольвидо Лануса, «просветленной», уже слегка повредившейся в уме — она сообщила ему, что Минервина поступила на службу к дону Бернар-до де Сальседо в Вальядолиде. Других сведений не удалось получить ни от кого, кроме столетней старухи Леонор Вакеро, сказавшей, будто Минервина вышла замуж за владельца мануфактуры в Сеговии. Конь Огонек доставил Сиприано в Сеговию за два дня. Но откуда начинать поиски? Он принялся спрашивать по порядку во всех ткацких мастерских города, но везде интересовались фамилией мужа, так как фамилия жены в списках не значилась. Сальседо вернулся в Вальядолид в полном отчаянии. Последняя надежда исчезла. Отыскать Минервину, то, что всегда казалось ему пустячным делом, теперь стало несбыточной мечтой. Он решил обуздать себя, погрузиться в повседневные труды и возобновить поиски лишь тогда, когда услышит правдоподобные сведения с какой-либо гарантией на успех.
Дионисио Манрике, который уже десять лет управлялся со складом в Худерии под надзором дона Игнасио, с радостью встретил Сиприано как нового хозяина. Здание склада, неуютное и большую часть года пустовавшее, с одним лишь немым Федерико, стало ему до нельзя противно. Поэтому Манрике воспринял как дар небесный появление дона Сиприано, чьим первым делом в Худерии стал просмотр переписки с семьей Малуэнда — вначале со знаменитым коммерсантом доном Нестором, а затем с его сыном Гонсало. Сиприано решил, что, пожалуй, первым его шагом в коммерции должно быть установление отношений с Бургосом — надо познакомиться с оптовым покупателем и попытаться заключить с ним контракт на более выгодных условиях, принимая в расчет, что ему каждый год доставлялись из старой Кастилии семьсот тысяч вельонов. Сиприано любил ездить верхом и пользовался любым случаем оседлать своего Огонька, поэтому в начале октября он, проехав по Большому мосту, утром миновал Кооркос и Дуэньяс, и два дня спустя встретился с Гонсало Малуэндой в его конторе в Лас-Уэльгас.
Гонсало Малуэнда принял гостя радушно. Говорил без умолку — видимо, с претензией на остроумие, — похлопывая Сиприано по плечу и то и дело вспоминал своего отца, дона Нестора.
— Знаете, он подарил вашему отцу первое кресло для рожениц, которое появилось в Испании. Мать вашей милости первая воспользовалась им.
— Д…да, это так, — согласился Сиприано. — Роды шли трудно, и доктору Альменаре, медицинскому светилу того времени, пришлось воспользоваться этим креслом.
Гонсало Малуэнда расхохотался и похлопал его по плечу.
— Выходит, вы первый испанский сын этого кресла.
Молодой Малуэнда не понравился Сиприано. Его задевали шуточки бургосского коммерсанта, бестактные намеки, казавшиеся тому забавными, фамильярное похлопывание по плечу.
— По сути, я все же сын своей матери, — уточнил Сиприано. — Фламандское кресло только помогло мне появиться на свет.
Видя, что его острота не имела успеха, Гонсало Малуэнда изменил тон. Человек он ненадежный, думал Сиприано, намерения его неясны, и вряд ли он способен возглавлять торговлю шерстью с Фландрией. Сиприано видел в нем типичного представителя пресловутого третьего поколения, которое в короткий срок растрачивает состояние, с такими усилиями нажитое дедами. Его не удивил новый неуместный приступ хохота Гонсало Малуэнды, когда тот сообщил о захвате корсарами двух судов своей флотилии, словно это был забавный анекдот.
— Они, понимаете, вышли из общего строя, — сказал Гонсало. — Поплыли без конвоя.
— Н…но они были застрахованы?
— Конечно, да только за то, что они самовольно отдалились от конвоя, страховщик отказался
от своих обязательств. Это естественно. Каждый соблюдает свой интерес.
Возвращался Сиприано в Вальядолид в удрученном расположении духа. Его новый бургосский патрон явно не соответствовал задачам своего положения. Сиприано он показался пустозвоном, а случай с захватом двух парусников — предостережением на будущее. Сальседо понимал, что промахи Гонсало Малуэнды неизбежно отразятся на его делах. Это соображение навело его на мысль посетить Сеговию, крупнейший центр суконного производства в Старой Кастилии. Когда он побывал там несколько месяцев назад, его поразила активная деятельность суконных мануфактур, и хотя все его мысли тогда занимала Минервина, он не преминул отметить, что Сеговия — небольшой текстильный город, бурно развивающийся за счет собственных ресурсов. Они тут умели перерабатывать свое сырье так, что прибыль всегда оставалась дома. Почему бы Вальядолиду не попробовать завести подобные предприятия? Почему нельзя переработать в городе те семьсот тысяч вельонов, которые ежегодно вывозятся во Фландрию, почему не последовать примеру сеговийцев? Возможно, именно он, Сиприано Сальседо, призван совершить этот переворот. Бьющий в лицо ветер, скачка на идущем рысью Огоньке, возбуждали его воображение. Фактическая столица Испании примирилась со своей ролью города, обслуживающего королевский двор, и словно объята сном — здесь высшая мечта бедняка состоит в том, чтобы прокормиться за чужой счет, а богача — жить на ренту. Здесь никто не желает шевелиться.
По приезде он поделился своими соображениями с Дионисио Манрике. Да, Гонсало Малуэнда ему решительно не понравился. Это пустозвон, которому захват двух его судов пиратами кажется забавным. С ним надо вести дела поосторожней. Одна промашка Малуэнды может серьезно повредить испанской торговле шерстью. Почему бы не попытаться сделать в Вальядолиде то, что уже делают в Сеговии? Глаза Дионисио Манрике округлились от жадности. Он согласен. По всей видимости, время семейства Малуэнда прошло. Дон Гонсало бездельник и игрок — большие пороки для коммерсанта. Надо подумать о новом направлении в торговле шерстью: усилить флотилии либо попробовать перевозить шерсть через земли Наварры. Сиприано Сальседо был ободрен поддержкой Манрике. Они договорились подумать над этими новыми идеями, а тем временем Сиприано решил посетить Педросу — хотелось придать блеск своему имени. Титул доктора юриспруденции не так уж много значил, если ему не сопутствовали привилегии идальго. Войти в круг земельной аристократии было бы ловким ходом, чтобы украсить карьеру и укрепить свой престиж.