— Что мне до твоего бывшего отца! Сейчас ты — зулу и обязан повиноваться нашим законам. Мы тебя принудим силой!
Мбенгу, как в битве, раздул широкие ноздри и оскалил огромные белые клыки.
— Вы занюхали, как колдунов, лучших щитоносцев, только и способных со мной сражаться — и то лишь впятером против одного. Недоноски, оставшиеся в живых, которых ты считаешь защитниками племени, еще не выросли в настоящих мужчин и без меня никогда не вырастут. Кто помешает мне, о Ндела, сейчас прикончить тебя одним ударом копья, вспороть живот Тетиве и убежать? Я пробегу целый день без отдыха. Посплю ночь и снова буду бежать дотемна. Зулу меня никогда не догнать! Угрожать мне, Могучему Слону, съевшему на войне[85]сорок шесть неприятельских силачей, убившему на охоте трех львов и двух носорогов! Хватает у вас смелости, дети гиены и шакалихи! Забыли мудрость собственных предков: если ударить льва, самому будет больно! И решили уподобиться легкомысленной овце, погладившей по шее леопарда.
От страха у Нделы свело челюсти: безумный великан вполне способен сотворить обещанное. Мда, если ты растишь змею, то кусаться она научится на тебе.
— Чего же ты желаешь, о Могучий Слон?
— Открыть зулу глаза на причины гибели моих друзей!
— Почему до казни не сделал ты этого?
— Чтобы между сильными в племени и родичами казненных легла кровь!
— И не жалко тебе твоих любимых щитоносцев?
— Баобаб свидетель, что я, как рыба костей, полон сожаления за их бессмысленную гибель. Но они — воины и умерли во имя славного будущего своего племени!
— И ради того, чтобы ты повел зулу к этому будущему? Что ж, открой глаза народу, — невозмутимо обронил вождь.
— О, приютившие и усыновившие меня! Не о вашем благе думал Ндела, посадив на колья Мпеле, Дингисвайо, Нксумало, Матубене и других наших братьев. За свою власть дрожал он. Не хотел, чтобы с каждой луной прибавлялось скота в ваших загонах, чтобы каждой ночью в ваших объятиях трещали кости новых молодых девственниц из побежденных племен. Ведал Ндела: не удержится он на почетном месте у циновки совета, отдадите вы власть тому, кто принес вам богатство. Мне! Он убил ваших родичей, моих друзей, дабы они не помешали ему и Тетиве расправиться со мной!
Зулу молчали.
— О племя мое! — сказал Ндела. — Куда тащит вас чужой человек? Воюя день и ночь, мы вызовем против себя гнев окрестных народов. Они войдут в союз против зулу и убьют нас всех до единого. Этого ты хочешь. Мбенгу?
— Мы разобьем врагов по одиночке до того, как они объединятся!
— Как же ты сотворишь чудо: чтобы сотни одолели тысячи?
— Превратим племя в войско! Примем к себе сильных мужчин и юношей из покоренных народов, обучим боевому искусству и пошлем сражаться за нас! Избавимся от тех, кто не способен носить щит и даром ест! Мы станем непобедимыми!
— Хотите ли вы, о зулу, пожертвовать скукой мира ради того, чтобы превратиться в большое импи, жить в постоянном страхе перед местью побежденных, в великой опасности завтра пасть в сражении? Хотите ли убивать стариков и больных, которые не могут держать копье? Хотите ли все время видеть лишь красный цвет крови, по обычаям нашим считающийся несчастливым? Хотите ли стать такими, как этот злой слон, надутый жадностью и властолюбием? Зачем тебе еще скот, о Мбенгу, ты же не выпьешь до конца жизни молока даже тех коров, которые у тебя уже есть? Зачем тебе новые наложницы, ты же не сможешь один удовлетворить сотню женщин?
— Не о себе пекусь я! У меня есть и стада, и жены, и слава! Для народа, приютившего меня, ищу я счастье и богатство.
— Нужно ли нам изобилие такой ценой, о зулу?
— Нет! — прогремел голос толпы, подобный реву шквала.
Лицо Мбенгу омрачилось.
— О глупые ленивые зулу! Пьяный петух забывает о ястребе. Неужели не видите вы, что слишком слабы, чтобы встретить достойно грядущие напасти? Я не ведаю, когда. Я не знаю, откуда. То ли с берегов соленого озера нагрянут белые и меднотелые пришельцы. То ли у сиколобо, нгване, хауса появится свой Мбенгу, который станет не уговаривать, а ломать хребты, захватит власть и объединит народы этой земли в единое королевство, где будет законом лишь его воля. Истинно говорю вам: придет мфекане, всеобщее ужасное разрушение, распад привычного, уничтожение того, что есть! Я стремлюсь сделать вам день, почему же вы, неблагодарные, хотите сделать мне ночь? Почему не даете мне подготовить вас к грядущим бедам? Почему не слушаетесь моего совета самим возглавить мфекане, пока оно не пришло в ваши жилища извне?!
Зулу безмолствовали.
— Придет или нет мфекане, никто не знает заранее, — пожал плечами Ндела. — Лишь люди обманутые, крепкие задним умом, твердят: вот бы обо всем ведать наперед. Зачем же гадать про то, что может не сбыться. Не в обычаях зулу заботиться о далеком будущем. Верно ли я говорю, племя?
— Байете! — вскричали зулу, приветствуя вождя королевским салютом, и трижды топнули ногами.
Оружие дрогнуло в каменных ручищах Мбенгу.
— Не станем мы тебя казнить. Могучий Слон, раз не хочешь избрать себе легкий путь. Недостоин ты жить вместе с нашими предками. Вдруг вознамеришься и на небе готовиться к мфекане, начнешь там собирать импи. Сними с себя обряд усыновления и ступай прочь через любой из девяти выходов.[86]Давай вместе очистимся. Тебе разрешается взять лишь оружие и запас пищи, скот и жены останутся, — торопливо добавил вождь.
До него вдруг дошло: если сын надолго уезжает, отец становится мужем его жен. Но у Мбенгу нет отца, его женщин заберет себе вождь. А Нанди можно будет вторично выдать замуж. Десятки мужчин станут оспаривать честь взять на циновку дочь вождя, к тому же беременную от Могучего Слона. Не все ли равно, чей бык покрыл твою корову, раз приплод останется в твоем стаде, учит мудрость предков. При мысли о том, какую лоболу он возьмет, у Нделы пересохло во рту.
…Для ритуального заклания тельца оба разделись догола. Животное выбирали очень тщательно: от его совершенства зависели духовная безопасность рода, вождя и действенность обряда.
Жертвоприношения совершает лишь старший в семье, общине, племени. Много значит возраст, еще больше сан. Старость и высшее положение в народе делают индун и вождя, особенно последнего, наиболее близкими к духам. К тому же и рядовой старейшина, и король ведут свое происхождение от вождей предков.
Раз вождь стоит ближе других к потустороннему миру, раз в силу происхождения он связан с божественными обитателями небес, значит, он посредник между людьми, природой и сверхъестественными силами. Такое посредничество означает, что каждое движение вождя, жест и поступок, слово и мысль имеют непредсказуемый отзвук и в мире божеств, и среди людей. Во время войны вождь может одним непродуманным движением обречь свое импи на поражение, уничтожить будущий урожай во время сева. Его нездоровье способно отозваться вспышкой эпидемии.
