— Разбудите его, пожалуйста, скажите, что звонит Сантос Мохардин по неотложному делу!
Трубка надолго замолчала, затем в ней прозвучал голос, как у Марлона Брандо в фильме «Крестный отец»:
— Прямо сейчас? Я только что уснул.
— Правда? Если б я знал, позвонил бы тебе еще пять часов назад, а не ждал бы, когда ты выспишься! Слушай, дело вот в чем… — И рассказал полицейскому офицеру все, что ему было известно.
Родригес предупредил Чоло, что добыть информацию, касающуюся партизан, непросто, но он приложит все усилия и сообщит ему о результатах по домашнему телефону. Через два часа Чоло был уже в курсе дела, а к шести утра из-под стражи освободили всех Палафоксов, за исключением Давида. Сантос сразу поспешил в Альтату, где — ни хрена себе! — застал на своей вилле половину населения деревни — одни находились там под арестом, другие в качестве зевак.
Он присоединился к кучке любопытных, дежурящих возле яхты, но из разговоров ничего не понял. И тут — черт побери! — вспомнил про партию марихуаны, опрометью бросился к дому Ребеки, но ничего не смог поделать: жилище Мансо оцепила полиция, наркотики были конфискованы, а хозяева задержаны. Чоло опоздал во второй раз за день.
Глава 16
Маскареньо приехал в Альтату на рассвете; в машине, кроме него и шофера, сидели два охранника. Команданте жил на белом свете уже тридцать три года, из них чуть больше трех месяцев провел в должности начальника управления по борьбе с партизанами. Накануне ночью восемнадцать его коммандос произвели зачистку в рыбацкой деревне и штурмом захватили «Гальеру», где в’ тот час, как обычно, собрались почти все мужчины выпить и поиграть в бабки. Спецназовцы ворвались на виллу Мохардина, где сразу решили разместить свой оперативный штаб, и в дом Ребеки. Позже команданте Маскареньо в своем рапорте укажет, что дом, в котором проживал Палафокс, был специально оборудован для отдыха и лечения подрывных элементов и членов их семей, а поскольку вилла находилась в собственности наркоторговца, связанного с партизанами, потребовал немедленной ее конфискации. «В доме нами обнаружены запасы продовольствия на несколько недель и много комнат, подготовленных для размещения большой группы партизан или, возможно, иностранных инструкторов, а также безымянная яхта».
Наступил воскресный день, и рестораны на берегу готовились принять сотни голодных и жаждущих отдыхающих. Жены арестованных рыбаков испытывали приподнятое настроение: годами они выпрашивали у Бога какого-нибудь наказания для мужей-пропоец, и наконец их мольбы были услышаны — слава тебе, Господи! Сбылись похожие пожелания и в адрес «распутницы» за ее ненасытную жадность до мужчин.
Маскареньо сразу направился в стоящую на берегу виллу в уверенности, что найдет там оружие, боеприпасы, пропагандистские материалы, партизанские инструкции. Он тщательно разыскивал среди книг учебники по тактике ведения боевых действий, но, помимо сочинений Франца Фанона, на глаза попадались лишь произведения Неруды, Мачадо, Рульфо, Фуэнтеса, Гарсии Маркеса, Кортасара, Бенедетти, Войнич, Маркузе, Сартра, а также семь романов Жюля Верна, в том числе «Двадцать тысяч лье под водой», — в общем, одни только глупости. Команданте с умным видом пытался обнаружить «Святое семейство» Энгельса, зная, как часто во время обысков военные южноамериканских стран принимали эту книгу за религиозную. Комод с книгами стоял в комнате, которую до недавнего времени занимал Чато. В одном из ящиков Маскареньо нашел завалявшуюся в углу пару предметов белья Грасьелы.
— Та-ак, значит, это комната Сандры Ромо, — пробормотал он вслух. — Приобщите к вещественным доказательствам! — приказал команданте своему помощнику Франко. «И вся эта роскошь будет принадлежать мне!» — мысленно восторгался Маскареньо, глядя вдоль широкого коридора на балкон и открывающийся с него вид на море. Он спустился к бассейну, но, хотя провел бессонную ночь, не позволил себе присесть и расслабиться, как и задуматься о своей язве, из-за которой час назад у него был черный стул. Команданте приказал привести из «Гальеры» запертых там арестованных и вернулся в дом, где отпил из флакончика маалокса и с наслаждением закурил самокрутку — уф-ф-ф! В комнате по соседству полицейский в поисках чего бы такого конфисковать неуверенно вертел в руках долгоиграющую пластинку «Манкиз».
Когда привели пленников, Маскареньо находился в самом благодушном настроении. В столовую, где он расположился, первой ввели Ребеку. Пока команданте допрашивал ее, остальные рыбаки расселись на площадке возле бассейна и как ни в чем не бывало живо беседовали. На них даже не надели наручников, хотя во время ночного нападения на «Гальеру» спецназовцы обошлись с ними далеко не ласково.
— Послушай, Капи, ты знаешь, в чем дело?
— Нет, но имею кое-какие соображения и делаю в уме выводы.
— Может, кто-то браконьерствовал?
— Да кому ж охота выходить в море до начала путины?
— А твою сестру за что же?
— Что скажешь, Тибурон?
— Тут дело в другом!
— У Санди, что ли, какие неприятности?
— Наверно, спустил штаны и показал свой член полицейскому начальнику в Наволато!
— Вот это домина!
— Санди работал здесь сторожем.
Ребека, как обычно, надела на себя широкую юбку и открытую блузку; исходящий от нее аромат был настолько силен, что заглушал даже запах нескольких центнеров марихуаны.
— Сеньорита Ребека Мансо, — обратился к ней Маскареньо и выпил полстакана молока. — Вы знаете Давида Валенсуэлу Терана по прозвищу Санди?
— Конечно, знаю!
— В каких вы с ним отношениях?
— Просто дружим — он помогает моему отцу.
— Ага, значит, дружите и вместе выходите в море по ночам?
— Да, катаемся на лодке, разговариваем…
— Что вы знаете о покойнике?
— Что его привезли Капи и Тибурон, говорят, упал с вертолета, а во лбу у него дырка от пули. А потом он оказался родственником Санди; тот его увидел и расплакался.
— Дальше!
— Капи отвез Санди в Кульякан, чтобы известить родителей, а покойника пока положили у меня дома, на веранде. Оттуда его и забрали родители.
— Кто конкретно за ним приезжал?
— Отец, мать, сестра.
— Скажите, Ребека, какой номер значился на борту вертолета?
— Не знаю, слышала только, что он был весь черный, с огоньками.
— Покойник высок ростом?
— Я его не знала при жизни.
— Вы с ним часто общались?
— Говорю же, мы не были знакомы.
— Зачем вы приходили в этот дом?
— Я приходила сюда только один раз, недавно, к Санди.
— Вам не разрешалось здесь появляться?
