Еще была «дача», вернее, «дачный поселок», но ее Алей считал скорее промежуточной ассоциацией. Папа когда-то купил участок на Волоколамском направлении и построил там дачу, только она вот уж пять лет как сгорела. Зимой забрались бродяги, растопили печь и, должно быть, перепились… У мамы на дачу не хватало ни сил, ни времени. Алей вспоминал, что участок с остатками дома хотели продать, но сразу покупателя не нашлось, а потом мама махнула рукой.
В бурлящем потоке ассоциаций последним смутно вырисовывался «дождь», вернее, «ливень». Его Алей тоже не решался обозначить как следующую вешку. Слишком легко было спутать просто дождь как промежуточное звено и город Ливень, а потом вывести, что на поезде надо ехать как раз туда. «Я научусь, – поклялся себе Алей. – Буду пахать как проклятый, но научусь. И найду».
Иней, Инька, тихий маленький мальчик бродит где-то далеко от дома, один. Верней, не один – и от этой мысли становилось еще страшнее. Что за человек Ясень Обережь? Десять лет прошло со дня его смерти. Алей сумел прикоснуться к маминому видению, и там Ясень выглядел настоящим, живым. Но как ни крути, его признали погибшим очень, очень давно, а теперь он вернулся и просто так, в одночасье забрал ребенка, которого никогда в жизни не видел. Забрал, оставив маму в страшном оцепенении, скрылся с глаз, будто по собственной воле…
«Где ж они спать-то будут сегодня?» – подумал Алей, и ему стало дурно от тревоги. Инька даже в походе никогда не был. Никогда не спал под чужой крышей, тем более – без крыши вовсе. Папа, конечно, человек бывалый, в случае чего сможет постоять за сына, но папа ведь и сам не знает, где они очутились.
Или знает?
Куда можно попасть через точку перехода? Что может случиться – там?
«Завтра же подойду к Стародубцеву, – торопливо решил Алей. – Будь что будет. Я даже предположить ничего не могу. А он может. В конце концов, это же несчастный случай, так бывает. К нам же обращаются, полевая команда есть…» Но немедля он вспомнил, что отдел информационной безопасности вряд ли чем-то сумеет помочь: этот материальный тоннель образовался безо всякого участия Яликовой выдачи… Даже сам великий День Стародубцев сможет только поднять трубку и сообщить по инстанциям.
«Вселенским админам сообщить, в галактическую техподдержку», – Алей остановился посреди дороги и беззвучно сплюнул. Как ни крути, это была главная надежда, и она Алею не нравилась.
Если судить по итогам сегодняшнего дня – пройдет по крайней мере неделя, прежде чем он начнет хоть как-то ориентироваться в Старице. То есть, чтобы только найти Инея, ему потребуется неделя или две. А найти Инея физически – задача вообще другого уровня сложности, она требует знаний и умений, которых у Алея и близко нет. За несколько месяцев с потерявшимся ребенком может случиться что угодно. Даже самое худшее.
Времени в обрез.
Что Осень рассказывала про Васю?
Сложный человек, непредсказуемый и непонятный. Полохов его фамилия. Василек Криницын Полохов. «Нет гарантии, что он поможет, – повторяла Осень. – Есть вероятность, что он вообще не возьмет трубку. Он не любит, когда его просят. И работать тоже не любит». «Интересно, – подумал тогда Алей, – это ему звонят из отдела безопасности? Если так, значит, он в некотором роде должностное лицо. Выполняет обязанности. Как он тогда может отказаться?» Мутна была эта вода, ой мутна… Чутье лайфхакера говорило Алею, что никакое Вася не должностное лицо, нет у него обязанностей, да и человек ли он вообще – тоже под большим вопросом… Сказать по чести, вообразить не получалось человека – обычного, с квартирой и паспортом, друзьями и соседями человека, который занят тем, что управляет Старицей. Не могли управлять Старицей какие-то люди. Она была слишком… природная, изначальная. Админить ее – все равно что админить горы или грозу.
«Вася, – сказал Алей про себя, – что же… Если Вася не поможет, у меня останется один выход: научиться. И найти самому».
Наваливалась усталость. Голова тяжелела и тяжелела, с каждым шагом идти становилось трудней. Дальние дома колыхнулись в глазах, заволоклись дымкой; светлые пятна окон и фонарей расплылись, потекли куда-то, вернулись на свои места… Алей понял, что засыпает на ходу.
Он ускорил шаг.
Вначале он хотел по пути домой проведать маму, но было уже слишком поздно. Выходя из офиса, Алей позвонил Шишову – тот ответил, что она уже спит. Уполномоченный долго расспрашивал ее, и она совершенно измучилась, а новостей никаких нет. «Немудрено», – подумал Алей, опуская телефон в сумку. У милиции зацепок еще меньше, чем у него. Немилицейское это дело…
Молочная щека луны плыла в небе. Качались невидимые в темноте ветви, мерцали далекие и близкие огоньки, а над головой, яркая и незыблемая, стояла Полярная звезда. Улицы были пусты и странно живы: они обезлюдели, но просыпались деревья, отдавали дневное тепло дома, дышал мрак.
У старой школы бегали бродячие псы. Сонному Алею вспомнились школьные годы: толстая Поляна с косичками, мальчишки в спортзале, директриса Вера Зарницына, похожая на императрицу Софию-Августу с парадного портрета… У директрисы были две афганские борзые, высокие и тонкие, как супермодели. Когда она гуляла с ними по вечерам, Медь Морошина говаривала «загляденье!». Вера Зарницына погибла, ее сбила машина, все очень жалели ее тогда, и Весела за ужином качала головой: такая молодая, жить бы да жить, да что же это умирают молодыми хорошие люди… Собак забрала дочь, которая жила в другом районе.
Собака.
Алей заморгал, помотал головой.
Собака Луша, рыжая, как апельсин.
Клен Комаров, верный друг.
…это был кусок поисковой цепочки, протянувшейся неведомо куда и откуда; Алей спал на ходу, а предельный поиск работал в фоновом режиме, почти без участия сознания. «Клен, – повторил Алей. – Чем-то важен Ленька. Надо запомнить. Завтра подумать».
Как бы то ни было, он продвигался вперед. Медленно, оступаясь, спотыкаясь на каждом шагу, но продвигался.
Это радовало.
«Ну и черт с ним, с Васей, – подумал Алей, уже совершенно на автопилоте вваливаясь в подъезд. – Я сам… я сам все смогу».
* * *
С вечера Алей не проверял мобильного. Он даже зубы не чистил – из последних сил сбросил ботинки и повалился на подушку. Осень не стала беспокоить его звонком, написала СМС. Алей увидел сообщение, когда отключал поутру будильник на телефоне.
«Алик, все в порядке, – писала Осень. – Я договорилась. К Васе сегодня в пять. Он сказал, чтобы ты не волновался».
– Тьфу ты, блик! – бросил Алей. Он сел рывком, промахнулся ступнями мимо тапок. Мигом слетели остатки сна. Алей пришел в скверное расположение духа.
Он слишком хорошо знал Осень. Последняя ее фраза была лишней. И подозрительной.
Осень умела помогать и советовать. Сочувствовать и успокаивать она не умела. Если она писала «не волнуйся», значит, во-первых, админ Вася действительно так сказал, а во-вторых, это было важно.
