В этот момент Калеб понимает, что все эти люди, все эти полицейские думают, что он Нинин сообщник.
Во рту у него пересыхает, поэтому, когда Патрик наконец приоткрывает дверь, Калеб даже не может попросить у него разрешения повидаться с женой.
— Забирай Натаниэля и поезжайте домой, — негромко советует Патрик. — Калеб, я позвоню.
Да, Натаниэль. Натаниэль! От одной мысли о том, что сын находится здесь, этажом ниже, когда такое творится, у него холодеет внутри. Калеб с несвойственной его комплекции скоростью мчится в дальний конец зала, к двери в конце прохода. Там стоит пристав и наблюдает за его приближением.
— У меня внизу сын. Пожалуйста! Вы должны меня к нему пустить.
То ли на лице Калеба написана нестерпимая мука, а может, в его словах слышится страдание — как бы там ни было, но пристав колеблется.
— Клянусь, я сразу же вернусь. Мне просто необходимо убедиться, что с ним все в порядке.
Кивок. Калеб даже не рассчитывал его увидеть. Пристав отворачивается, и он незаметно просачивается в дверь за его спиной. Перепрыгивая через ступеньку, он бежит по коридору в игровую комнату.
Секунду он стоит за стеклянной дверью, наблюдая за игрой сына и пытаясь прийти в себя. Потом Натаниэль замечает отца, просияв, подскакивает к открытой двери и бросается в его объятия.
В поле зрения Калеба попадает напряженное лицо Моники.
— Что там случилось? — одними губами спрашивает она.
Но он только зарывается лицом в шею сына — такой же молчаливый, каким был Натаниэль, когда случилось то, чего он не мог объяснить.
Как-то Нина рассказывала Патрику, что раньше часто стояла у кроватки Натаниэля и смотрела, как он спит. «Это удивительно, — говорила она. — Невинность в одеяле». Сейчас он это понимает. Глядя на спящую Нину, не поймешь, что же случилось два часа назад. Глядя на этот гладкий лоб, не скажешь, какие мысли скрываются в глубине.
Патрик совершенно обессилел. Казалось, что он не может дышать, внутри у него все сжимается. И каждый раз, глядя на лицо Нины, он не может решить, что лучше: узнать, что этим утром она просто сошла с ума… или была в своем уме.
Как только открывается дверь, я просыпаюсь. Вскакиваю на койке, рукой нащупываю пиджак, из которого Патрик соорудил мне импровизированную подушку. Пиджак шерстяной, колючий; на щеке от него остались полосы.
К нам заглядывает незнакомый полицейский.
— Лейтенант, — официально обращается он к Патрику, — необходимо, чтобы вы дали показания.
Конечно. Патрик тоже это видел.
Глаза полицейского, словно насекомые, ползают по моей коже. Патрик направляется к двери, а я вскакиваю, хватаюсь за прутья решетки:
— Ты можешь узнать, умер он или нет? Пожалуйста! Я должна знать! Я должна знать, мертв он или нет!
Мои слова Патрику как нож в спину. Он замедляет шаг, но не смотрит на меня, даже когда проходит мимо полицейского, открывает дверь.
Через приоткрытую дверь я вижу бешеную активность, которую в течение нескольких часов скрывал от меня Патрик. Наверное, приехали криминалисты из отдела убийств — это мобильный отряд полиции штата, который располагает всем необходимым, чтобы расследовать убийство, в том числе и ведущими специалистами в этой области. Сейчас они наполнили зал суда, как личинки, снимают отпечатки пальцев, записывают имена и показания свидетелей. Один криминалист отходит в сторону, открывая алое пятно, расплывшееся под вывернутой ладонью наружу бледной рукой. Я вижу, как фотограф наклоняется, снимает брызги крови. Сердце мое замирает. И я думаю: «Я сделала это, я сделала это».
Честное слово, Квентин Браун не любит ездить, особенно на большие расстояния, особенно из Огасты в округ Йорк. К тому моменту, как Квентин доезжает до Брансвика, он почти уверен, что еще минута — и его метр девяноста два навсегда останутся скрюченными в этом смешном крошечном «Форд-Проуб». Но будучи помощником генерального прокурора по делам об убийствах, он должен ехать туда, куда посылают. И если кто-то застрелил священника в Биддефорде, то приходится ехать в Биддефорд.
Тем не менее к тому времени, как Квентин Браун подъезжает к зданию окружного суда, он в отличном настроении, а это что-то да значит. По общепринятым стандартам он неотразимый мужчина: прибавьте ко всему его бритую голову, невероятно высокий рост, более чем необычный цвет кожи в этом белоснежном штате — и большинство решит, что он либо преступник, либо баскетболист НБА на отдыхе. Но адвокат? Чернокожий адвокат? «Неслыханно!» — говорят местные.
На самом деле юридический факультет университета штата Мэн активно набирает цветных студентов, чтобы таким образом как-то решить расовую проблему. Как и Квентин, многие поступили на юридический, но, в отличие от Квентина, все его бросили. Он двадцать лет входит в провинциальные суды, до чертиков удивляя адвокатов защиты, которые ожидают прихода кого-то — или чего-то — совершенно другого. По правде говоря, Квентину это очень нравится.
Как обычно, когда он идет по окружному суду Биддефорда, все расступаются. Он входит в зал, двери которого перетянуты полицейской лентой, и шагает по проходу, мимо заграждения. Прекрасно понимая, что все замерли и разговоры стихли, Квентин наклоняется и осматривает труп.
— Для сумасшедшей, — бормочет он, — она отлично стреляет. — Потом поворачивается к полицейскому, который смотрит на него так, будто он прилетел с Марса. — В чем дело? — невозмутимо спрашивает он. — Никогда не видели человека ростом под два метра?
К ним с важным видом подходит детектив.
— Чем могу помочь?
— Квентин Браун. Из конторы окружного прокурора.
Он протягивает руку.
— Ивэн Чао, — представляется детектив, изо всех сил стараясь не таращиться на него. Господи, как же Квентин любит такие моменты!
— Сколько свидетелей выстрела мы имеем?
Чао что-то подсчитывает в блокноте:
— Мы опросили уже тридцать шесть, но в задней комнате еще около пятидесяти свидетелей, которых не успели опросить. Все говорят одно и то же. И вся стрельба записана на пленку: канал ТВ-6 снимал предъявление обвинения для пятичасовых новостей.
— Где пистолет?
— Бобби забрал его и спрятал.
Квентин кивает.
— А преступница?
— В камере предварительного заключения.
— Отлично. Давайте составим заявление об убийстве. — Он оглядывается, оценивая состояние расследования. — Где ее муж?
— Надеюсь, с остальными. Ждет, когда у него возьмут показания.
— Мы располагаем доказательствами того, что он как-то причастен к преступлению? Он как-то ей помогал?
Чао переглядывается с несколькими полицейскими, которые перешептываются и пожимают плечами.
