— А каково это?
— Ты не можешь выражаться точнее?
Он невольно остановился, потому что больше всего ему хотелось как можно скорее избавиться от ее присутствия. И вместе с тем оставаться рядом с ней всегда.
Проклятая дилемма.
Она прислонилась к письменному столу красного дерева и скрестила руки на груди.
— Давай не будем притворяться. Ты постепенно приобретаешь репутацию завзятого повесы. Признаюсь, сначала меня это беспокоило, потому что… ну, назовем вещи своими именами — ты это ты. Но теперь я размышляю, не задать ли тебе все те вопросы, ответы на которые я вряд ли получу от мамы.
Судя по всему, гончие из преисподней заинтересовались и его пятками тоже, потому что ему страшно захотелось пуститься наутек. На Пиренеях в это время года, наверное, очень хорошо. Если он уедет туда…
Его голос прозвучал странно сдавленно:
— Могу я спросить, что вызвало эту внезапную воинственную позицию?
— Нет.
Вероятно, имея дело со своими матерями, мужчины научаются чувствовать, когда им грозят неприятности со стороны женщин. Майлз стоял, опустив руки по бокам, не понимая, что он такое сделал, чтобы вызвать у нее такую враждебность. Нельзя сказать, что раньше Элизабет никогда не злилась на него — наоборот, — но он не думал, что это как-то связано с тем, что он всего лишь прочел надпись на карточке, вложенной в букет цветов.
Ему не хотелось задавать простой, но пугающий вопрос: «Что я сделал?»
— Майлз, я терпеть не могу пребывать в неведении относительно чего бы то ни было, но для меня особенно невыносимо, если ты знаешь о чем-то больше, чем я. — На щеках ее показался тонкий румянец, но взгляд оставался прямым. — В конце концов, мы знаем друг друга всю жизнь… нашу жизнь. Я не понимаю, почему ты не можешь объяснить мне кое-какие детали.
«Нашу жизнь». Она не могла с более небрежным видом выбрать нож, чтобы воткнуть ему в горло.
— Господи, что ты хочешь узнать? — спросил он отрывисто и хрипло.
— Что именно происходит.
К несчастью, он понял, о чем она просит. Он понял даже выражение любопытства в ее прекрасных глазах, то врожденное любопытство, которое заставляло ее требовать, чтобы он научил ее плавать, бить по крикетному мячу и лазать по деревьям…
Необычные интересы для благовоспитанной барышни, почему ему и было скучно с такими барышнями. Элизабет никогда не была скучным товарищем, даже в те дни, когда он был старшим — одиннадцатилетним мальчиком, а она — всего лишь девчонкой.
То, о чем она спрашивала теперь, было не просто вопросом, который может задать благовоспитанная молодая леди.
— Я не намерен, — через силу проговорил он, — давать тебе уроки безнравственного поведения. Это переходит все границы приличного. А теперь извини…
— С каких это пор ты стал думать о приличиях, особенно между нами?
— Ты нарочно хочешь вызвать меня на спор? Если так, я не желаю спорить.
Он уйдет, непременно уйдет.
Она шагнула вперед и преградила ему дорогу.
— Я хочу получить только одно — конкретное объяснение того, что происходит в спальне между мужчиной и женщиной. Почему из этого делают такую тайну?
С одной стороны, она понимала, что делает. Все началось прошлым вечером на лестнице, когда она была сбита с толку, ее мир накренился, и ей захотелось… отомстить.
Ну может быть, не отомстить. Это не то слово.
Покарать? Нет, это тоже неправильно. Ей просто захотелось заставить его как-то заплатить за бессонную ночь — ведь она сидела и часами смотрела в окно, пытаясь осознать, что произошло в тот момент, когда она, стоя на лестнице, посмотрела на Майлза и действительно увидела его.
Мужчина. Тот, который смотрел на нее теперь так, словно она утратила рассудок, смотрел, сдвинув темные брови, напрягшись всем телом.
Может быть, она и сошла с ума. Ее влекло к одному только Майлзу.
Он виноват уже за одно это. Как он смеет — он, который всегда был таким несносным, — быть таким красивым на свой лад, со слегка растрепанными волосами и янтарными глазами. А теперь у него хватало наглости смотреть на нее так, как будто это он относится к ней настороженно.
Вся эта ситуация просто невыносима.
Сколько достойных джентльменов ищут ее руки, а она думает о Майлзе. Придя к такому выводу, она заволновалась, и ей захотелось потребовать от него чего-то личного, она отчасти и отомстила бы ему. Наверное, это было мелко, но напомнила она себе, ей действительно хочется узнать.
— Что? — спросил он, и его лицо смешно исказилось, настолько немыслим был ее вопрос.
Она почувствовала себя немного вознагражденной, увидев, как ему стало не по себе, и слегка подняла брови.
— Полагаю, ты знаешь по собственному опыту то, о чем я спрашиваю?
Он покраснел. Румянец был едва различим под загаром, но она хорошо знала Майлза и от его смущения ее решимость вывести его из равновесия только возросла — ведь он только что поступил с ней так же. Он сказал неуверенно:
— Если… ты могла подумать хотя бы на одно мгновение, что я действительно расскажу тебе что-то об этом…
— Почему бы и нет?
Она не двигалась с места, с решительным видом загораживая ему проход и спрашивая себя, как это она никогда не замечала, что в зрачках у него есть темные пятнышки, что его чувственно изогнутая нижняя губа немного полнее, чем верхняя, и почему она заметила только теперь, когда он небрежно и нетерпеливо провел рукой по волосам, что пальцы у него сильные и изящные.
— Во-первых, твоя мать не одобрила бы этого. — Он смотрел на нее, но не тронулся с места, не обошел вокруг нее, чтобы выйти из комнаты. — А Люк оторвал бы мне голову.
— А я и не предлагаю позвать их послушать. Мы с тобой и раньше умели хранить наши тайны.
— Что это за логика, Господи прости, — пробормотал он.
Сколько у него было женщин? Задав себе этот вопрос, она неожиданно ощутила четкий укол ревности. Сколько женщин откидывали назад этот непокорный завиток волос с его лба и…
И что? Лежали с ним голые, смотрели ему в глаза, трогали и целовали?
Теперь настала ее очередь покраснеть от того, какое направление приняли ее мысли при воспоминании о том, что совсем недавно она сидела у него в спальне, прячась от лорда Фосетта.
— Почему это я нелогична? У меня есть кое-какие вопросы, а ты знаешь на них ответы. Это прямой путь от начала к концу, насколько я могу судить, — Какие бы мотивы ни двигали ею, она не собиралась доставить ему удовольствие и отступить. — Я по крайней мере знаю, что ты будешь со мной честным.
— Я? — Взгляд у него затуманился. — Напрасно ты так уверена. Спроси лучше Люка.
— Вряд ли я стану спрашивать у моего брата.
