Адриан Виги вернулся в Муассак не в себе. В состоянии полузабытья, ничего не чувствуя, не помня, как добрался домой, не зайдя в бар. Только раз он отдал себе в этом отчет, когда парковался возле дома на своем привычном месте. Заглушив двигатель, он несколько секунд, а может, минут пятнадцать или дольше просидел в машине, считая капли дождя, стекавшие по ветровому стеклу.
Спустя какое-то время он нагнулся вперед, протер запотевшее стекло и поднял голову, чтобы посмотреть в окна своей квартиры на третьем этаже. Балкон в гостиной был освещен.
В широком проеме появилась жена в халате, держа двумя руками чашку. Его чашку. Синюю снаружи, белую изнутри, всю в трещинках. Кофе с молоком, два кусочка сахару, без пенки. Она прихлебывала его, глядя вдаль, потом опустила глаза, увидела мужа и помахала ему. Виги не ответил. Только улыбнулся ей, не зная, видит ли она выражение его лица.
— Никогда не обращаешь внимания… — подумал он вслух.
Адриан Виги вновь включил зажигание. Мальчишество, он никогда этого себе не простит.
Мотоциклист допил кофе. Взяв свой рюкзак, он поставил его на кухонный стол, открыл и, чтобы проверить, аккуратно выложил перед собой все содержимое. Р90,[100]с прицелом «Рефлекс[101]день/ночь» и бесшумным лазерным наводчиком. Сменные обоймы — три, патроны для «глока» — пятьдесят, курки;[102]кое-какое имущество, включающее два оплаченных мобильных телефона с британскими сим-картами, наличные деньги в евро и долларах, немного золота… И три застегивающихся пластиковых конверта, каждый из которых содержал набор фальшивых документов (один бельгийский, очень давно собранный не им, — использовать лишь в крайнем случае — и два французских, которые он раздобыл себе самостоятельно, позаимствовав документы одной знакомой и соседа): паспорт, удостоверение личности, водительские права, кредитные карты. Одной кражи, многократного копания в мусорных баках и немного удачи хватило ему для того, чтобы обзавестись датой и местом рождения и получить документы на новое имя, счета за электричество и квитанции о квартплате. Два заявления об утрате документов, а затем несколько походов в префектуру, и вот у него подлинные фальшивые документы, с которыми он сумел, в частности, открыть немало банковских счетов. Все предосторожности, предусмотренные заранее.
Удовлетворенный осмотром, мотоциклист полностью разобрал пистолет-пулемет, верный своим принципам, почистил его, смазал обнаруженным в кухне парафиновым маслом, не слишком подходящим, но ничего другого не было, снова собрал его, неоднократно проверил затвор и прицел, а потом примкнул вдоль корпуса оружия одну из прозрачных обойм. Она, как и три ее подружки, содержала дозвуковые патроны, которые он предпочитал другим, потому что они не свистят в полете. Он передернул затвор и поставил оружие на предохранитель.
Та же участь постигла его «глок», после чего он снова сложил все в рюкзак, добавив туда несессер, собранный из того, что удалось обнаружить в аптечке Пети́. Он не убрал в рюкзак только деньги. Он отложил в сторону пять тысяч евро, затем отсчитал столько же в долларах, перетянул все купюры вместе при помощи резинки и спрятал в ящике буфета, а остальное сунул в рюкзак. Достав из буфета ключи и документы на машину Пети́, обнаруженные пару дней назад при осмотре дома, он заменил их ключами и документами на свой мотоцикл. Сумма, которую он оставлял, с лихвой компенсирует утрату их древнего «Рено 5».
После этого мотоциклист спустился в подвал.
Омар Пети́ спал, склонив голову набок. Услышав шаги на лестнице, он проснулся. Стефани тоже зашевелилась.
Мотоциклист снял с их глаз повязки и вынул кляпы.
— Я уезжаю на вашей машине. Оставляю вас связанными. Зоэ будет заперта наверху, в своей комнате. Через два часа, добравшись до Перпиньяна, я позвоню в жандармерию Муассака и скажу, чтобы они приехали и освободили вас.
— Мы хотим видеть дочь.
— Пожалуйста, — помертвевшими губами вторил жене Омар.
— Не может быть и речи.
— Позвольте нам увидеть ее.
— Вы ее убили, вы увозите ее?
— Почему мы не можем ее увидеть?
Мотоциклист подождал, пока они затихнут, и продолжал:
— Я положу ключ от ее комнаты в ящик со столовыми приборами на кухне. Всего каких-то два часика. — Он уже готов был покинуть их, но передумал. — Еще одна вещь. Ваше ружье спрятано в стойле, за моим мотоциклом. Патроны тоже. Как только вас освободят, заберите его, чтобы малышка не поранилась. — Поднявшись на три ступеньки, он опять остановился и, на сей раз не оборачиваясь, произнес: — Простите за все. Вы никогда больше обо мне не услышите.
Мотоциклист вышел из подвала и запер за собой дверь, оставив ключ в замочной скважине. Затем он поднялся к спальне Зоэ и остановился, не решаясь войти. Несколько мгновений он размышлял, затем постучал и, открыв дверь, сделал несколько шагов по комнате.
Зоэ ждала его, сидя на кровати.
Они молча смотрели друг на друга.
— Я ухожу.
Девочка едва шевельнулась.
— Твои родители в подвале. С ними все в порядке. — Мотоциклист прокашлялся. — Тебе придется еще некоторое время оставаться здесь. Потом кто-нибудь придет освободить вас, и все будет кончено. — Он ждал, что она что-нибудь скажет, но девчушка молчала. Он сделал шаг назад и развернулся, чтобы выйти.
— А где Ай?
— В стойле, под крышей.
— Ты его покормил?
— Да.
— Как тебя зовут?
Мотоциклист долгим взглядом посмотрел на девочку:
— Ронан.
— Ро-нан…
— Да.
— У тебя есть семья?
Ответа не последовало.
— Где твоя семья?
— Далеко.
— Ты едешь к ним?
— Может быть.
— Ты не причинишь нам зла?
— Нет.
Мотоциклист запер за собой дверь. Спустившись в кухню, убрал ключ от комнаты Зоэ в ящик, оделся и вышел.
Ждать. Четыре часа. Лежать посреди сада, завернувшись в этот коричневый пластиковый чехол. Под проливным дождем, в предельной усталости и все нарастающем нетерпении. В холоде. Он не любил холода. Никогда бы не стал жить в холодной стране. Ждать, глядя в бинокль воспаленными глазами, потому что это составляет часть его работы. Ждать, чтобы разгадать некую аномалию. Ферма еще не проснулась. Долго спит эта ферма. Ферма, которая ведет себя не как ферма. Крестьяне везде встают рано.
