кресло и пустить в его сны сказку. Но время сказок прошло и хлопок двери это подтвердил.
— Дорогой, просыпайся. Время завтрака…
Герда не изменилась. «Я сделаю тебя счастливым чего бы мне это не стоило!». И ведь делает. Не спрашивая его о том, хочет он быть счастливым сию минуту или нет. И она вдруг почувствовала, как растёт в ней раздражение. Что за дурацкая манера! Ведь спит же. Спит её любимый человек, а она? Разбудить, чтобы накормить! А если он уснул за полчаса до этого? А если бы он сейчас был в чужой сказке? Но, нет… счастье любой ценой. Её счастье. Она его так представляет. Надоела! И еще сильней прижавшись к стене, Фрейя щелкнула пальцами и на кухне Герды со стены упала медная сковорода. С грохотом. Задев стопку, выдраенных до блеска мисок. Одна из них покатилась по стерильной столешнице и… Фрейя сделала еще движение пальцами, словно отпуская щелбан ребру тарелки и та врезалась в витрину с гердиным фарфором. Упс… и нет фарфора. А теперь женщина повернулась к стене лицом и посмотрела сквозь неё. Ну, никак нельзя пропускать такое действо: Герда, в своём накрахмаленном белоснежном чепце, в застёгнутом на все пуговицы платье, застыла с недонесенной до рта Кая ложкой, по-птичьи повернула голову, прислушиваясь, вернула ложку с тарелку и поджала губы.
— Дорогой, я сейчас вернусь. Пойду посмотрю, что там случилось.
И встала, оправив юбки, а потом вышла, держа голову, как шляпку гвоздя, готового стоять намертво.
Кай повернул голову в сторону стены и посмотрел прямо мне в глаза.
— Фрейя, это же ты? Войди, — он улыбнулся и шумно втянул ноздрями воздух, дыхая, — пожалуйста.
Она прошла внутрь и сделала то, что хотела: подвинула кресло к его изголовью и села. Поправила ему сползшее одеяло и потянулась к подушке.
Кай, вытянул руку, останавливая, и сделал попытку сесть. Его лоб покрыла испарина, нос заострился от усилий, пальцы впились в край кровати, но она не стала оскорблять его своей помощью. Фрейя просто сидела и смотрела сквозь его постаревшее лицо в него самого.
— И как я тебе? — хмыкнул он, справившись, наконец, со своим уставшим телом.
— Всё такой же…
— Ты пришла за частью себя?
Она вскинула голову, ловя его взгляд, нахмурилась и кивнула.
— Как ты догадался?
— Годы, милая, годы. Десятки лет вдали от тебя. Было время подумать. Почему ты не сказала, что это не осколки зеркала? Зачем скрывать от очередного Кая, что он из осколков твоего сердца складывает слово «вечность»? Каждый Кай полюбил тебя, как я?
— А ты полюбил? — вздрогнула она, спрашивая.
Смешок облегчения вдруг качнул высохшую фигуру старика. Он вскинул руку, опираясь лбом в ладонь, а потом взлохматил редкие седые пряди.
— Как я не понял? Я так долго тянул с этим дурацким словом. Дурак. Я же думал, что я закончу и всё закончится. Я стану тебе просто не нужен. И каждый раз, когда ты мчалась за очередным кусочком мозаики, перекладывал льдинки, не давая им срастись, оставляя крохотные зазоры! Я же видел, что ты меня любишь так же, как и я, и не мог понять в чем смысл игры. А ты просто — не можешь поверить? Ты! Не можешь поверить в то, что тебя могут любить? Ты — не видишь любви к себе. Тебе нужно твоё раскатанное в зеркальную поверхность ледяное сердце, чтобы увидеть того, кто тебя любит. Бедная моя. Бедная моя, девочка. Ты поэтому меня ей, — он кивнул на распахнутую дверь, в которую вышла Герда, — отдала? Ты, любящая меня, отдала меня другой, думая, что делаешь мне благо, сжимая в ладони последний осколок? Не отдав его мне?
Фрейя вздохнула, откидывая голову назад. Найдя опору затылком, сжала и разжала пальцы в кулак и обратно. Медленно провела взглядом по комнате: стенам, потолку, рабочему столу и всё-таки ответила:
— Я так надеялась, что твоя Герда не дойдёт. Что где-нибудь она чем-нибудь соблазнится. Домиком, утопающем в цветущих розах. Принцем на белом коне. Шальными приключениями, греющими кровь и не дающими заскучать… но она шла и шла. Я тогда думала, что она так упорна потому, что вы связаны любовью. Что она идет за тобой. Но нет. Не за тобой. Эта шла с другой целью. Отобрать тебя у меня и вернуть на место. В её идеальный счастливый мир, где давно приготовлено место для «осчастливленного Кая».
— Для осчастливленного. — Он снова рассмеялся, хмыкая, качая головой. — Ты, как всегда, точна в формулировках. Именно осчастливленного, а не счастливого… Так что там новый «кай»? Сколько их было… после меня?
Фрейя вздохнула и всё же упрямо посмотрела ему в глаза.
— Никого. Но неделю назад я проиграла очередные «полвека невмешательства в жизни смертных». Я выбрала «полвека одиночества» и вернулась к себе в Фолькванг, но вмешался Один, и к моему приходу, на его пороге уже топтался вечный муж с мальчиком Каем. И этот Кай очень стремительно собирает «вечность». Новое поколение другого мира. У них это называется — собирать пазлы.
— И его ты не любишь… — рассмеялся Кай. — И он не любит тебя. И ты очень хорошо это понимаешь, да?
— Ирония судьбы. Я видела его любовь к новой Герде до своего проигрыша. Я просто знаю, что он любит не меня.
— Возьми меня с собой. К себе. В этой мелочи ты же мне отказать не сможешь? Умереть рядом с тобой. — Кай выпрямился и на его лице заострились скулы, как всегда бывало в его юности в момент несгибаемого упрямства. Фрейя снова увидела того заносчивого мальчишку, который смеялся ей, тысячелетней богине в лицо, расшвыривая ногами почти собранные в слово осколки, заставляя себя чувствовать юной. — Не хочу здесь. Тут и умирать придется строго по часам. Думаю, что Герда уже всё размерила и сочла. А я хочу без расписания. Хочу, чтобы сердце билось от счастья, а не вяло колыхалось в семейном счастье, как в бульоне. Пусть не долго будет биться, но от любви.
Она откинулась на спинку кресла, поглаживая ладонями подлокотники, отполированные временем и руками любимого мужчины, точно зная, что жене здесь не было места. Никогда. Точная копия её кресла…
— Что ж, почему бы и нет, — она махнула ребром ладони, смахивая не существующую пыль с подлокотника, и на кухне снова что-то упало. Фрейя потерла пальцем никогда не существовавшее пятно и заодно стёрла память у Герды и встала.
— Возьмем с собой? Мне кажется, ты к нему привык. — Похлопала ресницами, ощущая себя пятнадцатилетней и протянула руку Каю. — Пойдём?
— Я
