в купе, даже по любви.
– По-моему, девушка не хочет домой, – улыбнулся я решительно.
– Тебя никто не спрашивал, – дернул он себя за усы. Где-то там явно хранилась его злость. Мне казалось, сейчас он выдернет волосок и придет мне трах-тибидох. Благо, волосы сидели крепко.
– А если я ее адвокат, – сделал я безразлично глоток вина, которое делало меня смелее, и предложил ему свою кислую мину. Какое вино, такой и разговор. А вино было сухое.
– А я муж.
– Ну, тогда отойди, еще успеешь. – Черт дернул меня за язык, кстати, может, и за усы мужика тоже он дергал.
Мужик не ожидал такой наглости, снова дернул себя за ус.
– Пошли домой, я сказал, – снова грозно посмотрел он на жену. Взял ее за руку, та одернула и освободилась. Снова я представил дом-купе, куда они переехали из плацкарты, взяв ипотеку. Она мечтала о времени, когда они смогут жить в СВ, отдельно от родителей, где не нужно вставать ни свет ни заря, чтобы дать им позавтракать в своей постели. Но с такой зарплатой – никогда.
– Да не хочет она к тебе домой, ты же видишь, – продолжал я разбавлять себя вином. – Может, винца?
Мужик начал засучивать рукава. Он явно хотел испортить не только вечер, но и меня. Свежие отношения начали быстро портиться. Даже поезд остановился, чтобы посмотреть, что же будет дальше.
– Пойдем выйдем, – сказал мне муж.
– Может, поужинаем сначала? Не хочу умирать голодным. Уравняем наши весовые категории.
Лицо мужчины улыбнулось, а рука дернула себя за ус, чтобы заблокировать улыбку.
– Ты чего, так смайлики ставишь? – спародировал я его тик. Здесь он покраснел, а жена его улыбнулась.
Я понял, что он сомневался, в нем боролись два чувства: ревности и собственного достоинства. Каждое хотело убить меня первым. «Голодный, – подумал я про себя. – «Ну я если что, тоже еще пока ничего не съел, вот думал женщины идеальной махнуть грамм пятьдесят на аперитивчик. Нужна была мне твоя женщина, у меня своя такая же есть».
А этот здоровяк, видимо, решил махнуть на аперитивчик меня. Его раздувало от одной этой мысли. Хорошо ему, некоторые могут питаться просто злостью, судя по мужчине, она была калорийная.
Купе 3
Я не очень верил в мужские разговоры, тем более без водки.
Я представил холодную луну, под которой слово за словом мы будем портить друг друга. Поезд тронется, а мы, испорченные в хлам, застрянем на этом полустанке.
Когда лица испорчены то взгляд никудышный. Будем смотреть в никуда. В разные стороны. Никаких перспектив.
За каждой успешной женщиной стоит, а за каждой хорошенькой стоит очередь из настоящих мужчин.
Женщину нельзя оставлять одну, иначе она может привыкнуть к другому, я даже представил, как мы уходим, тут появляется еще кто-нибудь и говорит: «Давайте выпьем кофе, пока эти двое не вернулись».
– Может, вначале кофе?
Мужчина снова дернул себя за ус. «Да я понял уже, что тоже тебе не нравлюсь. Вот и девушка говорит, что я ей не нравлюсь, вы что здесь, все сговорились, что ли, или со мной что-то не так. Давно я в поездах не ездил. Ладно, пошли, в подъезд».
– У тебя сигарета есть?
– Нет.
– Не куришь?
– Нет.
– Я тоже не курю, но сейчас бы закурил.
В этот момент сзади подкралась бабушка.
– Мальчики, пирожков не хотите?
– А с чем? – тянул я время.
– С курицей.
– А, и здесь курица.
– Есть с капустой и с мясом.
– Ну, давайте, рискну.
– Будешь? – спросил я мужа.
– Давайте два с капустой, два с брусникой.
– А отец твой что, не ест?
– При слове «отец», мужчина вздрогнул.
– Нет, он меня сейчас бить будет.
– За что?
– За плохое поведение.
– А, мой тоже за двойки получал.
– И что, помогло?
– А кто его знает.
– Спасибо, бабуля, – рассчитался я за пирожки.
Бабка ушла, я открыл пакетик и предложил мужику. Поезд стоит, мы тоже стоим жуем пирожки. Чувствую, нашел я его слабое место – пирожки.
– Что, жена тебя пирожками не балует?
– Эта? С ума сошел. Она не знает, с какой стороны к плите подходить.
– Тяжело, наверное, жить с идеальной?
– Год за два.
– Она любит пирожки, оставить ей?
– Нет, она любит, когда за нее дерутся.
– А где вы встретились?
– На Авито!
– Там есть раздел идеальные женщины? – раздабривал я мужика. Я сразу пожалел, что никогда не пользовался этим сервисом.
– Да нет, я там холодильник продавал. Она покупала, приехала ко мне, ну ладно, говорит, помогите мне холодильник привезти, я ей помог.
Мне удалось перевести холодильник в режим оттаивания.
– И что дальше?
– А дома у нее так хорошо, уютно, сразу захотелось остаться. Слово за слово, разговорились. Она мне рассказала, что ей еще нужен шкаф.
Я немного отвлекся от рассказа, размышляя: «Вот так встретишь настоящую женщину и понимаешь, что до настоящего мужчины тебе еще пахать и пахать. Все начинается с мебели, потом нужен ремонт, потом дача, потом новая мебель. Выходишь на орбиту вокруг Вселенной, смотришь на все сверху и понимаешь, что это совсем не то, что тебе нужно. Может ли мир крутиться вокруг одной женщины? Может, если это твоя женщина».
Я понял, что мужчина стал в ее доме шкафом. Я бы тоже, наверное согласился рядом с такой быть кем угодно, комодом, чтобы доставали, потом убирали обратно, и так до бесконечности. Бесконечность – единица измерения любви. Мне страшно было об этом говорить, шкаф сделал это сам:
– Она посмотрела на меня так, что я сразу сказал: «Можно я буду вашим шкафом»?
– И что, она согласилась?
– Да.
– Мне казалось, она знает только слово «нет».
– Конечно, но не сразу, только после того, как я помог ей перевезти пианино.
Я посмотрел на мужика, действительно шкаф у меня дома в детстве был такой же. Шкаф стоял посреди комнаты и делил ее пополам, делил пополам мир на мой и другой, я за ним как за каменной стеной. Я понял эту женщину: она почувствовала себя за этим шкафом как за каменной стеной.
Он такой же гладкий, красный и полированный. Мы с братом обвязывались подушками и прыгали со шкафа, как парашютисты.
Я представил, как мы будем прыгать, как два петуха, на этом перроне, точнее, как петух и цыпленок, и что-то прыгать мне окончательно расхотелось, я предложил ему выпить.
– Нет, спасибо.
– Да, кем ты себя возомнил, чтобы не пить? – пошутил я.
– Трезвенником.
– Звучит как наказание.
– А ты как со своей познакомился?
– Я не любил женщин легкого поведения. Я сразу понял, что она не такая!