а я не могла позволить себе обернуться, но в шуме шагов, подхваченных эхом, ловила звук его поступи.
— Не хочешь объяснить, что происходит? — наклонилась я к Три тысячи пятнадцатой. — Почему за нами послали целую делегацию?
Говорить с бритвой во рту было неудобно, но я приспособилась. Гораздо сложнее было сделать так, чтобы голос не дрожал от страха и напряжения и чтобы эмоции не пробивались наружу сквозь маску на лице.
Три тысячи пятнадцатая посмотрела на меня и ничего не ответила, и этим своим молчанием сказала слишком многое.
Впереди выросли массивные двойные двери, рядом с которыми час назад я оставила свой непереваренный завтрак. Пол к этому времени уже вымыли, но я все равно видела, где была зловонная лужа, — в том месте темнело влажное пятно. Я косилась на него, не в силах ничего с собой поделать.
Могу поспорить, до того, как явились служанки со швабрами, Смотрительница хорошенько изучила содержимое моего желудка. Я помнила, что в вязкой слизи желтого цвета плавали крупинки хлебного мякиша.
Стражники распахнули передо мной дверь и остались в коридоре охранять ее, а я, Э’эрлинг и трое ситхлиф вошли в зал, полный гулкого эха и мерцания магических факелов.
Огромное помещение с крестовым сводом, где утром было не протолкнуться, к нашему приходу опустело. Обитатели Цитадели вернулись к своим делам. Нас встретили Смотрительница и ее новый секретарь — скользкий прилизанный блондин с волосатой родинкой на щеке.
Краем глаза я наблюдала за тем, как ситхлифы разбредаются по залу, окружая нас с Э’эрлингом со всех сторон. Тяжелая дверь закрылась за спиной с пронзительным скрипом, со звуком захлопнувшейся ловушки.
— Ты бледна, моя девочка. Заболела?
Эхо углубляло голоса, делало их оглушительными. Желтые глаза Смотрительницы светились притворным участием, но взгляд был острее кинжала, спрятанного у меня в рукаве.
Я тяжело сглотнула.
— Зачем вы позвали меня? Почему привели сюда под конвоем? Я в чем-то провинилась?
Я решила притвориться дурочкой. Дурочки — безобидны и не выглядят опасными. Их не надо обыскивать. К ним можно подойти очень близком, ничего не боясь.
— Мне кажется, ты что-то скрываешь от меня, Три тысячи триста вторая, — мягким, почти материнским тоном сказала Смотрительница.
Рядом зашевелился Э’эрлинг, переступив с ноги на ногу.
— Мне нечего скрывать. Я только вчера вернулась с задания. Помните? Я добыла для вас редкий артефакт. Выкрала его из самой охраняемой крепости Шотлена, из сокровищницы королевского хранителя реликвий. Это было сложно, но я справилась, потому что душой и сердцем предана Цитадели.
Моя собеседница сухо улыбнулась.
Изо всех сил я старалась контролировать свое дыхание.
Вдох, выдох. Медленно, размеренно, глубоко, а не часто и рвано, как будто пробежала несколько десятков километров и резко остановилась.
Расслабить плечи.
Выглядеть уверенно.
Помнить о бритве во рту и сглатывать слюну осторожно.
Не двигать правой рукой, на которой закреплен нож.
И не смотреть на Э’эрлинга. Ни в коем случае не коситься в его сторону.
— И все же что-то с тобой не так.
Сердце забилось чаще, но не из-за слов Смотрительницы, а потому что она шагнула вперед, ко мне. Расстояние между нами сократилось. Теперь мы стояли ближе друг к другу, но все еще слишком далеко. Три метра — недостаточно для смертельного удара.
— Не понимаю, о чем вы, — сказала я. — Может, дело в усталости? Я выгляжу усталой? Последнее задание вымотало меня. Я не упоминала об этом, но в сокровищнице Мориуса Аларана я попала под действие проклятья и едва не отправилась в чертоги Многоликой.
Уже во второй раз я указывала на свою полезность. Всем своим видом говорила: «Я принесла тебе артефакт, рисковала жизнью. Как ты смеешь меня в чем-то подозревать?»
Хмыкнув, главная ситхлифа склонила голову к плечу. За ее спиной, застыв в тенях, за нами наблюдал ее секретарь. Родинка на его щеке притягивала мой взгляд. Такая знакомая.
— Ты ешь человеческую пищу? — Гадюка пошла в наступление. Бросила мне в лицо эти слова и жадно впилась в меня взглядом, ожидая реакции.
Я знала, что она об этом спросит, и заранее подготовила ответ.
— Мне стало любопытно. Я попробовала. Мне не пошло. Три тысячи пятнадцатая видела печальный результат этого эксперимента.
Объяснение звучало правдоподобно, но каким-то непостижимым образом Смотрительница чуяла ложь, а может, была слишком подозрительна.
Неважно.
Было уже неважно, верит она мне или нет. Значение имело только одно — она снова шагнула вперед, сократила расстояние между нами еще на метр.
— Я хочу, чтобы тебя осмотрел мой лекарь, — сказала главная. — Я беспокоюсь о твоем здоровье. А вдруг это не отравление, а запоздалые последствия проклятья?
Я опустила взгляд, с трудом удержавшись от презрительной ухмылки.
О здоровье она моем беспокоится. Как же.
Хочет, чтобы ее человек проверил, не беременна ли я.
— Благодарю за заботу. Конечно. Как вам будет угодно.
Наблюдая за мной, Смотрительница прищурилась.
— Кроме этого, — она кивнула на моего спутника, — я желаю, чтобы ты отдала его на общий стол.
Меня бросило в жар. Я заметила, как дернулся на границе зрения Э’эрлинг, услышала, как участилось его дыхание, кожей ощутила волны напряжения, исходящие от эльфа.
Он знал, что такое «общий стол», не далее как вчера был свидетелем групповой трапезы ситхлиф.
Комната поплыла перед глазами, затянулась белой призрачной дымкой, и сквозь эту дымку внезапно проступила сцена из недавнего прошлого: голые мужские ягодицы, ноги, растянутые в стороны и прикованные к скобам в углах каменной столешницы, на мошонку течет тонкая струйка крови.
— Ты ведь не против? — губы Смотрительницы изогнулись, как два червяка. Она давила из себя улыбку, но выглядела та оскалом. — Не волнуйся, мы не будем портить твою вещь. Он вернется к тебе целым и почти невредимым. Никаких пыток и увечий, мы только пустим его по кругу. Ты же поделишься с сестрами?
Взгляд этой суки метнулся к моим рукам — не сжаты ли в кулаки? К моим плечам — насколько напряжены? К моей челюсти — не стиснула ли я зубы? Мерзавка жадно разглядывала мое лицо, пытаясь считать с него эмоции.
Э’эрлинг рядом сердито пыхтел, закипая, как котелок, подвешенный над костром.
«Мы пустим его по кругу».
— Я же сказала, что мне плевать на него, — услышала я собственный голос, чужой и далекий. — Тем более он мне надоел.
Улыбка на лице Смотрительницы увяла.
Она сделала еще один шаг ко мне. И не ограничилась этим! Она шла в мою сторону, стремительно сокращая метры между нами.
Шум в ушах нарастал. Кровь стучала в висках все громче. Сердце колотилось с неистовой силой — долбилось
