сейчас он, наверно, возвращался оттуда. С его появлением все быстро разбрелись по домам. Они остались во дворе вдвоем.
— Сережа, — заговорил Антон. — Скажи, люди летали на Солнце?
— Нет, это невозможно, — изрек Сережа.
— Там раскаленные стога, да?
— Какие стога?
— Ну, из медной проволоки.
— Ерунда.
— Это Борька говорит. И потом, если бы туда слетали, то уже наверняка знали бы, есть там райские сады и ангелы или нет. Верно? — И он рассказал Пашкину историю про копыто.
Совсем стемнело. Призрачно светилось одно из окон среди виноградных лоз.
— Мне кажется, за нами оттуда наблюдают… — Антон понизил голос и сделал Сереже знак держать окно в поле зрения.
— А еще что-нибудь про чертей знаешь? — загорелся Сережа. Его, такого начитанного, невозмутимо разумного, подобные разговоры увлекали, будоражили.
— Ага, — сказал Антон. — Только пойдем в подъезд, а?
И подальше от зловещего окна и поближе к дому. Если выйдут его звать, можно сказать, что и сам уже возвращался.
Сережа опустился на лестничные ступени. Антон помедлил и сел рядом. Мама много раз повторяла: ступени каменные, холодные, на всю жизнь застудишь спину…
Взрослые, когда предостерегают, считают обязательным преувеличить опасность. Разве можно простудиться на всю жизнь? Сказала бы на год — и правдоподобней и впечатляет гораздо сильнее. Шутка ли — год не гулять…
Не умеют таких простых вещей понять. То же и со спичками. «Нельзя, а то случится пожар!» Допустим. Но вот закавыка: к их дому лепится пожарная лестница, якобы по ней жильцы могут спуститься в случае чего. Значит, она всегда должна быть в полной готовности к спуску? Так? А ее взяли и обшили снизу щитами высотой в два человеческих роста. Опять-таки, чтоб дети не баловались и не забирались высоко.
Так уж одно из двух: либо пожаром пугать, либо высотой. Эти щиты назначение лестницы сводили на нет. Случись загорится — схватятся их отрывать, драгоценные минуты тратить. К тому же дотянуться до лестницы даже из ближайших окон — дело немыслимое. А ведь каждый захочет прихватить с собой что-нибудь из вещей — ну, хотя бы чемодан самого необходимого. В зубах, что ли, его держать? Антон со многими старшими по этому поводу толковал, но вразумительного объяснения не добился.
Папа вспоминал: во время войны по лестнице взбирались ночью на крышу (и папа тоже взбирался), чтобы обезвреживать фашистские зажигательные бомбы. Это оправдывало название лестницы — пожарная, но как-то, проникнув с ребятами на чердак, Антон призадумался: почему нельзя было подняться на крышу по ступенькам? Мама сказала, по этой лестнице будут взбираться наверх приехавшие пожарные. Но у пожарных специальные машины с выдвижными лестницами…
И если уж думать о пожаре всерьез, нужно не щиты приколачивать, а тренировать в лазании по этой лестнице всех, кто сможет бороться с огнем. А то чересчур большие просветы между металлическими перекладинами, просторные… Как пустые кадры фотопленки, из которой устраивал в школе «дымовушку» Миронов. Заворачивал пленку в серебряную фольгу и поджигал. Клубился черный дым, и долго его приятный химический запах сохранялся в воздухе…
— Ну? — нетерпеливо подтолкнул Антона Сережа.
— Только это не совсем про чертей, — предупредил Антон. Ему и боязно было после рассказа о копыте и хотелось нагнать побольше страху на себя и на Сережу.
— Все равно!
— Дело было в одном городе. Работники милиции раскрыли кражу: из аптеки были похищены редкие лекарства. И вот милиционеры отправились на расследование. Поздно ночью. Один работник милиции, который сидел у окна, вдруг замечает: за окном автомобиля вырисовываются контуры какой-то другой машины. Как бы полупрозрачной. И куда бы милиционеры в своей машине ни свернули — та, другая машина продолжала их преследовать…
Антон моргнул, отстранился от картины ночной погони и посмотрел на Сережу. Что, если он спросит, откуда Антон эту историю узнал?
Давно это произошло. Антон ездил с родителями в гости, возвращались троллейбусом поздно, мимо чего проезжали, не различишь. Тогда Антон и обратил внимание — за окном висело, следовало за ними светящееся отражение троллейбуса. Взмахнул рукой — и в полупризрачном соседнем вагоне темная фигура взмахнула рукой. Пассажир двигался по проходу к передней двери. И там, рядом, тоже кто-то двигался. Антону тогда пришло в голову: что, если отражение только кажется отражением?
— Чего замолчал? — удивился Сережа. Конца приключения Антон не знал. То есть ясно было, что жуликов поймают, но как — это следовало придумать.
Во дворе звякнуло окно. Раздался голос Сережиной матери:
— Сережа, домой немедленно!
Сережа выскочил во двор, крикнул, что идет, и вернулся.
— Быстрей! Быстрей! — заторопил он Антона.
— Стали стрелять. А пули проходят сквозь ту машину — и все. И полковник тогда решил пойти на риск. И резко повернул руль, когда ехали по мосту. А бандиты не успели сообразить и за ними упали в реку. Но полковник-то успел своих предупредить, и они двери машины открыли и успели выпрыгнуть. А бандиты не успели и все утонули. Вот, — закончил Антон.
Дверь ему открыл дедушка.
— Ты когда обещал вернуться?
Антон молчал.
— Если дал слово, надо держать. Имей в виду, я на тебя обиделся. — И дедушка свернул не к себе, а к бабе Лене.
Мама что-то кроила из светло-серого материала.
— Ну ты и гулена, — подняла она голову. — Проголодался? Салат под салфеткой, хлеб в шкафу.
О чем-то он собирался ей сообщить? Ах, насчет белок…
— Ты ела уже?
— Я не хочу.
Он наблюдал за ней. Остреньким мелком она вела пунктирную линию. Оборвала. Отложила мел и линейку.
— Я пятерку по чтению получил, — сообщил Антон.
— Молодец. Только ведешь себя плохо. Исправляйся. Я у бабы Лены наперсток брала. Отнеси ей, пожалуйста.
Дедушки у бабы Лены уже не было. А баба Лена сидела у стола. Отсвет оранжевого абажура румянил ее морщинистое лицо. Руки, худые и бледные, теребили носовой платочек. Неприятно на них смотреть. Когда Антонина Ивановна говорила кому-нибудь: «Ты из меня все жилы вытянул», — он представлял руки бабы Лены и машину, почему-то наподобие точильной, с вращающимся колесом, которая тянет и наматывает жилы на специальные деревянные катушки.
— Антоша, голубчик, где ты так поздно задержался?
— Гулял, — сказал он.
— Дедушка очень обиделся, ты ведь обещал рано вернуться.
— Да знаю уже, — оборвал ее Антон.
— Ты не сердись, голубчик, ты послушай меня. Обманывать нехорошо, раз пообещал…
Антону не нравилось, когда баба Лена называла его голубчиком: больше на голубец похоже, чем на голубя. Но сейчас он не сердился, чувствовал себя виноватым.
— Баба Лена, а если я историю интересную придумал… сам… Это тоже обман?
— Смотря какая история, — сказала баба Лена.
— Ну, фантазия… Так просто…
— Вот я тебе пример приведу. Пастушок один пас стадо коров и решил
