верные солдаты! Любые войска, какие только можно найти! Вся муниципальная жандармерия в распоряжении Анрио – пушки, мушкеты, ружья! И одного слова Робеспьера достаточно, чтобы вся эта сволочь навалилась на нас! Нам просто необходимы люди! Люди! Люди!
Однако Шовелена это мало интересовало. Падет ли Робеспьер, победит ли – теперь ему было совершенно безразлично; когда вот-вот должна завершиться его собственная грандиозная драма отмщения! Что бы там ни происходило, кто бы ни захватил власть, отмщение останется только за Шовеленом, и никто не имеет на него никакого права. И при любом повороте событий английский шпион неизбежно будет сразу же отправлен на гильотину.
Баррас, страстные тирады которого Шовелен слушал с нескрываемым равнодушием, неожиданно изумившись индифферентности своего собеседника, хмуро повторил:
– Мне нужны любые войска, какие только можно найти. У вас всегда есть в распоряжении весьма боеспособные люди, гражданин. Где они?
– Работают, – сухо ответил Шовелен. – Они заняты делом гораздо более важным, чем выяснение отношений между Тальеном и Робеспьером.
– Pardi! – горячо воскликнул Баррас.
Но Шовелен уже перестал обращать на него внимание. На колокольне ближайшей церкви пробило шесть. Еще один час, и его самый главный враг падет!
Бывший дипломат резко повернулся на каблуках и неожиданно натолкнулся на какого-то человека, который сидел, опершись о стену, в сдвинутом на глаза алом колпаке, подтянув к носу колени и жуя соломинку.
Шовелен, нагнувшись пониже, различил на его руке все еще воспаленную букву «М».
– Что вы тут делаете, Рато? – грубо окликнул он.
Рато попытался, хотя и с некоторыми трудностями, но все же подобострастно, встать на ноги.
– Я только что работал у матушки Тео, – заныл он. – Она отпустила меня отдохнуть.
Шовелен злобно пнул беднягу носком сапога.
– Так идите и отдыхайте где-нибудь подальше отсюда. Городские ворота не место для подобного сброда.
Подвергнувшись такому неоправданно жестокому обращению, несчастный поспешил поскорее убраться.
Баррас же, наблюдавший со стороны за этим маленьким происшествием, вдруг проявил некоторую заинтересованность к странному бродяге, и, когда угольщик проходил поблизости, один из его адъютантов иронично заметил:
– Весьма неприятный клиент этот месье Шовелен, не правда ли?
– Правда ваша, – с готовностью подхватил Рато. После чего с тупым упрямством несправедливо обиженного человека сунул под нос гражданину Баррасу – свою изуродованную руку. – Посмотрите, что он сделал со мной!
Баррас нахмурился.
– Вы что, каторжник? Почему тогда на свободе?
– Я невинен. Я совершенно свободный гражданин Республики. Но я оказался у гражданина Шовелена на пути, и вот… у него постоянно все какие-то там планы…
– Да уж, это точно, – усмехнулся новый парижский комендант.
– Если бы вы согласились хотя бы немного послушать меня… Я сказал бы вам кое-что…
– Что?
– Вы спрашивали у гражданина Шовелена, где найти солдат для вашего дела…
– Ну спрашивал.
– Так вот, – с выражением злобной хитрости, исказившей и без того уродливое лицо бродяги, заявил Рато. – Я могу сказать где.
– То есть как это?
– Я квартирую вон в том пустом пакгаузе, – указывая в направлении, где только что скрылся Шовелен, начал Рато. – Выше обитает матушка Тео, ведьма. Вы, должно быть, ее знаете, гражданин?
– Да, конечно. Только я думал, что ее давно уже отправили на гильотину…
– Нет, ее отпустили. Теперь она шпионит для Шовелена.
Баррас еще сильнее нахмурился.
– К делу, гражданин.
– Гражданин Шовелен держит в этом доме целую дюжину, а то и больше солдат, – лукаво поглядывая, продолжал астматик. – Самых отборных солдат из Национальной гвардии…
– Откуда вам это известно? – грубо спросил новый главнокомандующий.
– Pardi! – едва ли не обиделся угольщик. – Я ежедневно чищу им сапоги.
– Где этот дом?
– На рю де ла Планшет. Но в него есть вход сзади, через пакгауз.
– Allons![14] – кратко распорядился Баррас, обратившись к своим адъютантам.
Они решительно миновали ворота, даже не интересуясь тем, идет ли Рато за ними. Однако угольщик, хотя и на некотором расстоянии, неотступно за ними следовал, погрузив в дырявые карманы штанов свои кулаки, которыми перед этим весьма выразительно погрозил ненавистному дому.
Шовелен тем временем уже добрался до последнего этажа уединенного домика и, едва поднявшись, сразу же властно окликнул капитана.
– Осталось всего полчаса, – недовольно проворчал Буайе. – Мне уже становится просто дурно от этого бесконечного ожидания. Давайте я прямо сейчас прикончу эту аристократку… Мы с ребятами не прочь бы немного поразмяться, а в городе как раз заварилась какая-то потеха…
– Еще полчаса, гражданин! – сухо отрезал Шовелен. – Не так уж много потехи упустите вы за этот ничтожный срок. А если же вы расстреляете эту женщину и не поймаете Сапожка, то можете быть уверены, что не получите ни ливра.
– Да он не придет! – не выдержал Буайе. – Сколько еще можно ждать? Он давно преспокойненько смылся, черт бы его побрал!
– Я уверен, что он придет, – как будто отвечая своим собственным мыслям, твердо сказал Шовелен.
И сразу же после этих слов колокол ближайшей церкви отбил полчаса… Последние полчаса… Но Буайе неожиданно громко вновь обратился к представителю Республики с просьбой:
– Позвольте прикончить аристократку! Мне бы все-таки очень хотелось поскорей присоединиться к потехе… – И с этими словами он резко распахнул дверь.
Маргарита, стоявшая в этот момент у окна, судорожно вцепилась руками в подоконник. Щеки ее побледнели, глаза пылали, голова запрокинулась назад; лишь об одном она молила теперь Бога – о мужестве… только о мужестве. Но злой, рваный и перепачканный капитан лишь на мгновение появился в дверном проеме. Шовелен тут же вытолкал его обратно, хотя в лице бывшего дипломата Маргарита также не увидела ничего, кроме страшной ожесточенной ненависти.
Шовелен что-то сказал ей, она не слышала. Слух ее был переполнен какими-то непонятными криками солдат, рассудок же – мольбами о мужестве. Шовелен какое-то время ждал молча. «Сейчас все кончится. Благодарю тебя, Господи, Боже мой! Мне хватило сил промолчать!..»
Вдруг Маргарита начала различать долетавшие до нее звуки. Откуда-то снизу донеслись крики, которые с каждым мгновением становились все громче. Сначала крики, затем топот многочисленных ног, и ужасный астматический кашель, и шлепанье деревянных башмаков… И вот раздался настойчивый резкий голос:
– Граждане солдаты! Страна нуждается в вашей помощи! Восставшие попирают законы Республики! К оружию! Всякий, кто не откликнется на этот призыв, – предатель и дезертир!
Шовелен тут же взвился, всем своим существом заявляя страстный протест.
– Именем Республики, гражданин Баррас…
Однако его тут же оборвал более властный голос.
– А, это вы, гражданин Шовелен! Вы что же, собираетесь препятствовать мне в выполнении моего долга?! Согласно последнему приказу конвента каждый солдат должен быть немедленно возвращен в свое расположение. Или вы решили принять сторону бунтовщиков?
Эти слова заставили Маргариту открыть глаза. Она разглядела сквозь широко распахнутую дверь маленькую хорькообразную фигурку Шовелена с бледным лицом, перекошенным от гнева, который тот пытался сдержать неимоверным усилием воли. Рядом с ним стоял невысокий, но весьма плотный и крепкий человек, перепоясанный трехцветным шарфом. Она поняла, что они ожесточенно спорят о чем-то. Солдаты молча стояли вокруг этих двоих. Всю сцену заливал
