провалов в башке, Реутов. Ну, к примеру, была ситуация здесь, в «дзержинке». Не так давно, кстати, пару лет назад. На заводе у некоторых мастеров стали пропадать из шкафчиков инструменты. На их тумбочках висят амбарные замки, но «коммунары» все же наловчились вскрывать их без особого труда. Антон Семенович тут же оценил ситуацию и предложил мастерам снять злополучные замки. Оставить шкафчики открытыми. И вот что интересно — кражи сразу прекратились.
— Ну? Это же прекрасно. Замечательная атмосфера братства, товарищества, душевной щедрости. И доверия, видимо, — буркнул я.
Навязчивое желание Шипко продолжать этот разговор выводило меня из состояния равновесия.
— Думаешь? Ну, вообще-то, он, конечно, воспитанников всегда поддерживал. После выпуска «дзержинцы», поступившие в вузы и техникумы, получали раньше от коммуны стипендию. Безусловно, для них это было большим подспорьем. А вот приходом нового заведующего, сменившего Антона Семеновича, эти стипендии были отменены. Думаю, что Макаренко не одобрил бы такого решения…
— Николай Панасыч, что вы хотите сказать? Вы ведь к чему-то конкретному ведете. Сколько можно про Макаренко? То ли он — враг, то ли он — молодец, не понятно. А еще больше не понятно, при чем тут я? Мне казалось, мы стали чуть более откровенны друг с другом.
Я не выдержал. Вовсе не потому, что не хватило терпения. Мог бы и дальше послушать, не убудет. Нет, дело не в этом. Просто мы уже прошли часть территории и двигались к дому, где жили «коммунары», и пока что ни одно здание, находившееся в поле зрения, даже отдаленно не напоминало мне сарай, который я видел во сне. Плюс только что всплывшей воспоминание. В общем, я нервничал. А тут — Шипко со своим Макаренко.
— Так может и ты тогда объяснишь мне, Реутов, кое-что… — Панасыч неожиданно остановился, а потом вдруг ухватил меня за плечо и резко повернул к себе. — Ты не можешь не помнить Макаренко! Тебя в эту коммуну определили не просто так. В то время сюда активно отправляли неполноценных детей с отклонениями. Вернее, пытались. Но Антон Семенович категорически этому противостоял. Он хотел создать место, где на путь исправления встанут именно беспризорники. Уличная шпана, так сказать. Малолетнее ворье. Он хотел доказать своим примером, что каждый человек может стать полноценным членом общества. А ты ведь, Реутов, не был ворьем. И беспризорником тоже не был. Родители твои вполне известны. Не на улице тебя нашли. Никогда не задумывался, почему именно сюда? Или ты вообще ничего не помнишь, а? Так я расскажу.
Шипко еще крепче сжал пальцами мое плечо, а потом с силой тряхнул меня. Взгляд у него был злой. Очень. И не подумаешь, что этот человек всего лишь несколько минут назад разговаривал со мной спокойным голосом, вел себя, как адекватный. Столь неожиданный перепад настроения выглядел, честно говоря, самым настоящим приступом безумия, которое вдруг приключилось у чекиста. Может, он и правда звезданутый? А что? Ходил более-менее тихий, а сейчас просто обострение у человека. Конечно, не сезон для таких вещей пока что. Зима на дворе. Но, хрен его знает, как там у шизофреников происходит.
В любом случае, рыпаться не нужно. Я, конечно, благодаря тренировкам у Молодечного, очень даже поднаторел в драке, да и мои воспоминания о боксе тоже пригодились, однако, есть подозрение, Шипко вообще ни разу не лыком шит. Я помню, как он спокойно пробегал с нами весь маршрут и даже дыхание у товарища сержанта не сбивалось. Будет очень глупо, если я сейчас дам Панасычу в рожу, и, возможно, даже неплохо дам, но в итоге он меня все-таки скрутит. Подозреваю, после таких закидонов дружба у нас с ним точно развалится.
К тому же, с психами надо говорить спокойно, резких движений не делать. Глядишь, пройдёт у него бзик. И взбесился, главное, из-за этого дебильного Макаренко. Почему я должен его помнить? Мне было, блин, шесть лет! Вернее, не мне… Тьфу-тьфу-тьфу… Деду.
— Когда соседка притащила сына Сергея Витцке к нам, он молчал, — продолжил Панасыч тихим злым голосом. — Вообще. Отказывался разговаривать. Не плакал, не просился к родителям, даже не спрашивал, где они. Он просто сидел молча и таращился на нас пустым взглядом. Будто не ребенок, а кукла. К нам, это, чтоб ты понимал, в ОГПУ. И мы ничего сделать не могли. Доктор осмотрел, сказал, мол, последствия испуга или нервическое расстройство на фоне сковавшего разума страха. Пройдёт ли? Не известно. Может остаться на долгое время вот таким разумным овощем, который ни слова не говорит. Такая, знаешь, заторможенность в поведении. Тебя почти дурачком тогда назвали. И еще у тебя была с собой тетрадь в твердом переплёте. Хотели забрать, а ты укусил за руку сотрудника. Молча. Еле отняли. Как зверёныш ты себя вёл. Посмотрели, что-то типа дневника. Не понятно, почему ради него чуть пальцы не отгрыз моему товарищу. Ладно. Не об этом речь. Тебя отправили в коммуну, как ребенка врагов народа, но ребенка, имеющего определённые проблемы. Именно поэтому сюда, а не в другое место. Однако Антон Семенович тебя принял. Вот к тебе почему-то он отнесся хорошо. Так же хорошо, как к своим этим обожаемым беспризорникам. Сказал, ты нормальный и все с тобой тоже нормально. Надо просто выждать время. Надо дать тебе покой душевный и труд физический. И знаешь, что интересно, он ведь оказался прав. Это я позже узнал, когда в составе комиссии приехал, чтоб забрать сына Сергея Витке через год из-за очень важных обстоятельств, касающихся дела твоего отца. Но ребенка не оказалось. Выяснилось, утонул. Прямо за неделю до нашего приезда. Вот ведь горе, так горе.
Панасыч замолчал, глядя мне в глаза. Я на всякий случай тоже не произносил ни слова, но и взгляда не отводил. Хотя пока до конца не понимал, что именно взбесило чекиста.
А вот момент с участием Шипко оказался, мягко говоря, неожиданным. И молчал, гад… Ты посмотри, каков хитрец. Ни разу даже намека не сделал, что мы встречались уже. Что он знает, кто я есть на самом деле.
То есть, он… Твою ж мать… Он видел меня… Деда! Деда видел в то время. Он, получается, общался с ним. Выходит, я мог бы его узнать. Но… С другой стороны, сам говорит, Алеша вел себя как психованный. В том смысле, что тормозил, ничего не говорил. Может, я товарища сержанта
