бы поверил только слепой. Халат надет на левую сторону, яркая царапина на щеке, пара листьев и мелких веточек в волосах, грязь под ногтями и при всём этом парадный макияж. Да уж, только что проснулась… Можно было не утруждаться с проникновением в дом через окно: обмануть вышло разве что Нину Аркадьевну, и то, потому что та максимально тактичный человек.
Зато Вика, кажется, и впрямь неравнодушна к Вадиму: ну какая личная секретарша устроит подобный беспардонный разнос, грозящий ей увольнением, только потому что болезнь начальника показалась липовой?
— Не думала, что тебя можно и впрямь вот так полюбить, — приглушённо заметила я, развернувшись к Вадиму. — Она ведь готова за тебя глотки рвать. Почему ты тогда женился на мне? Ради отца? А она бы сделала тебя счастливым. Варила борщи и рожала детей, как ты и мечтал. Глупые мужики, подавай вам смазливую мордашку…
Вместе с этим грустным пониманием пришло и другое: оправданий отсутствию Вадима на дне рождения отца не будет. Он должен приехать хотя бы формально, на полчаса. Иначе дело станет в разы хуже.
До самой ночи меня одолела тоска. Уехала Вика, отправилась домой Нина Аркадьевна, а у меня не просыпалось желания хотя бы сварить себе чашку кофе. Пока отмывала отчаянно щиплющее тело и прибиралась в комнате Вадика, думала только об одном: всё кончено. Если уж секретарша легко вычислила попытку обмана, то Владимир Сергеевич раскусит нас в два счёта. А учитывая, что его сынок вопреки всем заверениям бокора всё-таки начал медленно тухнуть — сдаётся, пора доставать всю наличку включая доллары, хватать Женьку и пилить куда подальше. Оставить надежды на «Райстар» и дать бедолаге Вике мирно похоронить Вадима.
Я села разбирать гору свадебных подарков, которые давно мешались под ногами, когда в мою комнату постучался Матвей. За окном уже была кромешная темнота, а стрелки часов подбирались к полуночи.
— Не спишь, актриса сгоревшего театра? — вполне дружелюбно позвал он.
— Уснёшь тут, когда надо разгребать наваленный бардак, — мрачно отозвалась я, подняв голову от очередной яркой упаковки. Фантазии гостей хватало лишь на конверты, чайные сервизы и мультиварки. Какой-то аноним сунул китайский робот-пылесос.
— Не поможешь мне? Это быстро.
Я поднялась с пола, поправила шорты и без лишних разговоров вышла на зов. Меня снова подташнивало, наверное, от голода — а ещё сильнее скрутило живот, когда почувствовала исходящий из открытой спальни Вадима сладковатый смрад.
— Ты всё ещё собираешься проводить полуночный ритуал? — нахмурившись, сообразила я. — Брось, Матвей. Всё кончено. Он уже гниёт, и через четыре дня точно не сможет свеженьким пройтись перед отцом и убедить того…
— Сдаёшься? — удивился Матвей, едва не выронив из рук свою спортивную сумку. — Не верю. Ты проползла по дереву на высоту третьего этажа, обнималась с зомби и рисковала шеей, чтобы так легко признать поражение? Нет, это точно не ты! Где упрямство, где храбрость?
Я подавила улыбку: в его устах всё звучало куда круче, чем было на самом деле. И тёплый поток надежды начинал воскресать в груди от сквозящего в болотных глазах восхищения. Вот уж парадокс: мне удалось его восхитить не откровенным нарядом или умасленным в спа телом, а своим покорением берёзы в саду.
Ненормальный. Но и я тоже уже вряд ли могу считаться образцом адекватности. Обречённо пробормотала:
— С чем тебе надо помочь?
— Я обещал, что он упадёт абсолютно свежим трупом тогда, когда тебе будет нужно. И что он начал… портиться — моя вина и мои излишние эмоции. — Матвей неловко замялся, пряча от меня взгляд, но и без того было ясно, кто причина и настоящая виновница трупных пятен. — Всё ещё можно поправить, правда, будет грязно и в целом довольно опасно. Принеси аптечку, обязательно со жгутом. Чистить зомби от гниения — то ещё занятие.
Скрывая нервную дрожь, я кивнула и бросилась выполнять просьбу. Аптечка нашлась в верхнем шкафу на кухне, там же на плите стояла кастрюля куриного супа, к которому никто не притрагивался. Как-то бесчеловечно заставлять Нину Аркадьевну готовить, а потом выливать всё в унитаз… Может, дать ей неделю отпуска? Неплохая идея.
Вернувшись на третий этаж, я застала Матвея идущим по коридору вслед за плетущимся Вадимом. Бокор завёл его в ванную, стянул с него халат и приказал лечь прямо на пол.
— Что ты будешь делать? Надеюсь, не кромсать его на куски? — глухо прохрипела я, ужаснувшись получающейся картине.
Вадик послушно растянулся на кафеле и уставился невидящим взглядом в потолок. В глазах у него всё ещё были линзы, от чего вид был куда человечнее.
А чувство вины перед ним — острее.
— Кромсать придётся не его, — между дел бросил Матвей, раскрыв сумку и достав из неё чёрные свечи. — Жгут принесла?
Я поставила аптечку на крышку унитаза и вытащила резиновую «кишку», пока бокор методично раскладывал вокруг зомби обмотанные нитками куриные лапки и мелкие полированные косточки.
— Приготовь ещё бинт и отойди подальше. Не бойся и не вмешивайся, что бы ни произошло. Когда свечи погаснут, сможешь меня перевязать, но не раньше, — строгие наставления эхом разошлись по прохладной розовой ванной, и я зябко поёжилась, пятясь к стене.
— Т-ты… будешь себя резать? — шокированным шёпотом уточнила я. — Не надо. Правда, оно того не стоит.
— Посмотри на него, — хмуро указал Матвей на грудь Вадима, всё ещё живописно покрытую следами смерти. — Это нарушение сделки. Если хоть одна сторона не выполняет всё как договаривались, сделку можно аннулировать. Я точно не хочу, чтобы за нарушение слова меня покарал Барон. Так что просто помоги, если не сложно: я могу отключиться, нужно будет остановить кровь. Жертвенного барашка у нас тут нет, так что бараном быть мне. Если, конечно, не хочешь предложить себя, — хмыкнул он, попутно поджигая фитиль последней свечи, и поставил её в ногах зомби.
Мне много хотелось сказать. Но ещё больше — отлупить себя за глупость. Это не он виноват и не ему теперь должно быть больно! Это я лезла к нему с поцелуями, это я вывела на откровенный разговор, это мой невозможный эгоизм и желания теперь проступили пятнами на Вадиме. От пекущей внутренности вины я забилась в угол, обняла себя за плечи и хмуро принялась наблюдать за происходящим. Холодный кафель жёг исцарапанные ступни.
Матвей невозмутимо нарисовал чёрным мелком у самой головы Вадима несколько символов: ромбик и звёздочки; нечто, слабо похожее на витиеватый крест со снежинками на концах. Закончив, он затянул жгут на предплечье, помогая себе зубами — так легко, как будто далеко не впервые. Я было хотела предложить
