ребятах скажу, что мел стащил я.
— Скажешь?
— Скажу.
Русаков сморщился.
— Что, испугался? — насмешливо сказал Мазин. — Не пугайся, я не про тебя, а про себя скажу.
— Да зачем?
— А затем, что из-за нас Трубачёв страдает. Из-за этого проклятого мела про него статью написали. Вся школа читать будет. Что же ещё молчать-то!
— Да ведь статья из-за драки.
— А драка из-за чего? Из-за чего драка, я тебя спрашиваю?
— Из-за мела, — грустно сказал Русаков.
— Из-за мела. Что ж, я молчать буду?
— Лучше бы молчал, — нерешительно сказал Русаков.
— Что?! — Мазин приблизил к товарищу сердитое лицо. — Похож я на свинью, по-твоему?
Русаков бегло взглянул на выпяченные губы товарища, на короткий розовый нос с каплями дождя на широкой переносице, на щёлочки глаз и, запинаясь, ответил:
— Да… нет!
— А если я не свинья — значит, я человек, — решил тут же Мазин. — А ты трус!
— Я не трус! — вспыхнул Русаков. — Я тоже ничего на свете не боюсь!
Мазин медленно повернул голову и выразительно посмотрел на окна Петиной квартиры.
— Отца, думаешь, да? — заволновался Петя.
— А то нет? Ты только за себя трясёшься, тебе и товарища не жалко. Трубачёва в газете протащили. С первой строки до последней всё его фамилия только! Эту фамилию теперь по всей школе трепать будут, а ты… эх, испугался! Как бы отец не узнал! — с презрением сказал Мазин и, отстранив Петю с дороги, пошёл к дому. — И чего я только дружу с тобой? — с горечью спросил он, оглянувшись на Русакова.
Петя молчал, яростно обгрызая свои ногти.
— Вынь пальцы изо рта! И подумай о себе, — сказал Мазин, осторожно поднимаясь на цыпочки и заглядывая в окошко первого этажа. — Мама, открой!
Когда Мазин ушёл, Русаков глубоко вздохнул и поплёлся домой. Он был уже у крыльца, когда свет в его окнах мигнул и погас. Вместо него на занавеске зажелтел тоненький огонёк.
«Потушили. Спать легли! — с ужасом подумал Петя. — Ну, теперь будет мне… Сколько раз отец говорил, чтобы я нигде не шатался…»
Дверь оказалась незапертой. Стараясь не шуметь, Петя прикрыл её за собой, осторожно повернул ключ и на цыпочках прошёл через кухню в первую комнату. За ширмами белела его кровать. Он тихонько разделся и накрылся с головой одеялом.
«Притворюсь, что сплю, — тоскливо думал он. — Может, отец до завтра отложит».
Из второй комнаты дверь была приоткрыта. Там горела ночная лампочка и слышались голоса. Сердитый бас отца заглушался тихим, спокойным голосом мачехи — Екатерины Алексеевны. Петя приподнялся на локте и прислушался. Но слов не было слышно. Потом скрипнула дверь. Петя упал на подушку и, стараясь ровно дышать, крепко зажмурил веки. Екатерина Алексеевна, в мягких туфлях, со свечкой в руке, заглянула за ширму.
— Он спит, — шопотом сказала она, прикрывая рукой свечу и возвращаясь к отцу. — Видишь, он спит!
— Знаю я его штучки! Спит! Нашёл кого обманывать! — загремел отец.
Кровать затрещала под его грузным телом. Петя съёжился в комочек.
— Григорий, я тебе последний раз говорю… я тебе серьёзно говорю, — раздался взволнованный голос. — Если ты когда-нибудь тронешь его хоть пальцем, ноги моей не будет в твоём доме. Я знать тебя не хочу! Я тебя возненавижу, понимаешь?
— Да что ты волнуешься, на самом деле? Что, я его хоть раз пальцем тронул? Всё только обещаю… А следовало бы разок проучить!
— Гриша, никогда я не позволю…
— Ну-ну, не волнуйся, Катюша! — снисходительно усмехнулся отец.
— Я не волнуюсь, а просто сейчас же уйду. И я не шучу, ты знаешь.
— Да замолчи ты! Сказал — не буду! — рассердился отец. — Но уж если он пакости какие-нибудь будет делать, справляйся с ним сама.
— И справлюсь! У тебя помощи не попрошу.
Петя с широко открытыми глазами сидел на постели и слушал.
«Не выдержит он, побьёт меня когда-нибудь… И она уйдёт… уйдёт… уйдёт… — с отчаянием думал он, зарываясь в подушку и обливая её горячими слезами. — Не буду я без неё здесь жить! Не буду без неё…»
* * *
Утром Петя проснулся рано и сразу вспомнил вчерашнее.
«Так вот она какая! — думал он про мачеху. — Надо сейчас же Кольке рассказать!»
Он вскочил, оделся и побежал на кухню. Екатерина Алексеевна пришла со двора с пустым ведром.
— Колонка испортилась, — сказала она соседке. — Теперь, пока починят, насидимся без воды.
— Я принесу. Я знаю где! — радостно сказал Петя, хватая пустое ведро.
— Колька! Колька! — забарабанил он в окошко Мазина.
Тот отодвинул занавеску и просунул в форточку заспанное лицо:
— Выпороли?
— Наоборот. Она не дала, — прижимая к груди ведро, сообщил Петя.
— Ну?
— Вот тебе и «ну»! Так его пугнула, что держись!
Русаков, оглядываясь во все стороны, передал товарищу подслушанный вечером разговор.
— Так вот оно что… — поднимая брови, протянул Мазин.
Он сидел на подоконнике в одной рубашке, с всклокоченной головой.
— А чего же тебя черти чуть свет по двору носят? Я думал, ты после порки бегаешь, — зевая, сказал он.
