Если бы знал, что ты будешь здесь, я бы не пришел, — честно говорю я.
— Почему? — Восхищение в ее глазах сменяется смущением. — Я думала, у нас все круто, Рэт.
— Так и есть, — шепчу я. — Но… — Я смотрю на своих ребят и на мгновение встречаюсь взглядом с Роарком. — У моих друзей нет фильтров. Они могут сказать какую-нибудь неуместную хрень. Я стараюсь разделять личную и рабочую жизнь.
— Понимаю.
Она прижимает свою ладонь к моей руке, и, клянусь, все мое тело словно воспламеняется от ее легкого прикосновения. Это происходит мгновенно и неконтролируемо, словно влечение, которое я питал к ней, каким-то образом всплыло на поверхность за считанные секунды, что-то глубоко внутри меня высвободило его. И я понятия не имею, почему.
Возможно, дело в легком макияже, который она наносит, или в волнении в её прекрасных чертах, или в том, как она уложила волосы, обнажив изгиб шеи. А может быть, дело в том, что ее футболка облегает грудь, или в том, что я вижу рельеф ее ног из-за леггинсов.
Что бы это ни было, мое тело гудит, разум затуманивается, и я понимаю, что сегодня вечером могу попасть в серьезные неприятности, если не буду осторожен.
— Но знаете что, Рэт? Если у нас будут длительные рабочие отношения, нам придется узнать друг друга, кое-что личное, и это нормально, потому что это только укрепит нашу связь. Улучшит. — Она сжимает мою руку, и у меня возникает всепоглощающее желание притянуть ее к своей груди, прижать к стене и провести языком по ее шее. Ага, я в полной заднице. — Поверьте, на каждую смущающую историю, которую я узнаю о Вас, я отвечу своей.
Она подмигивает, а затем накладывает себе немного еды.
И поскольку я тот еще засранец, смотрю, как она наклоняется, и любуюсь ее идеальной маленькой попкой и отсутствием линии трусиков.
В полной… заднице.
* * *
Когда Чарли сказала, что будет открывать мне секрет о себе каждый раз, когда Роарк или Брэм обнародуют что-то обо мне, она не солгала.
На самом деле она свято держит слово.
За вечер, к моему несчастью, она узнала, что я писаю в мусорные корзины, когда напиваюсь, что однажды я застрял головой в перилах лестницы и пришлось вызвать пожарных, чтобы освободить меня, что однажды я неделю ходил в юбках на занятия и… ко мне в ванную зашли, когда я брил нижнюю часть тела и у меня был впечатляющий стояк. Именно из-за этого случая мне захотелось выброситься из окна высотки Брэма.
Но в ответ, конечно, я узнал, что Чарли застали за тем, как она делала минет своему школьному парню в минивэне родителей, в старших классах из-за похмелья ее стошнило на стол учителя английского, за свою жизнь она помочилась в несколько мусорных корзин — по ее мнению это отличный момент сближения, а по моему нет, и, что самое интересное, она до сих пор не знает, что такое «хорошее лизание» (как она выразилась).
Мало того, что я продолжаю пялиться на ее задницу каждый раз, когда она встает, чтобы рисовать на доске, так теперь у меня в голове возникает образ сексуально неудовлетворенной Чарли, в то время как ее неадекватные партнеры пытаются довести ее до оргазма своими языками.
Какого хрена они там делают, если не могут заставить её кончить? Просто прижимают свои безжизненные языки к ее клитору в надежде на чудо?
Мягко говоря, вечер был настоящей пыткой.
— Боже, сегодняшний вечер очень похож на то словно мы накурились, — говорит Чарли, шепча мне на ухо.
Этого ещё не хватало.
Шепот, прикосновения, дружба, которую, как она думает, мы развиваем, а на самом деле все, что она делает, это превращает меня в озабоченного ублюдка. Она хорошо играет в «Угадайку», очень хорошо… Когда рисуют другие, она отвечает в считанные секунды, шепчет мне на ухо, посылая мурашки вверх и вниз по позвоночнику. Но когда наступает наша очередь, у нас, кажется, возникает недопонимание. И это моя вина, потому что я не могу сосредоточиться на том, что рисую, когда она сидит передо мной, ее голова на уровне моего члена, скользит вверх-вниз и выкрикивает ответы. Как будто если бы я расстегнул штаны, то смог бы заткнуть ей рот своим членом.
И я неоднократно думал об этом.
Каждый раз, когда мне приходится выходить и рисовать.
Эта мысль настолько яркая, что я не могу думать ни о чем другом. Каждый раз, когда встаю, у меня возникает искушение откинуть ее волосы в сторону и прижать ее голову к своей промежности.
И.
Я.
Не.
Думаю.
В.
Этот.
Момент.
О.
Том.
Что.
Она.
Моя.
Помощница.
Здесь, в этой комнате, когда мы проводим вечер игр с моими друзьями, когда она стоит передо мной на коленях, она — самая красивая женщина, которую я когда-либо видел, и если быть до конца честным, я хочу овладеть ею.
Блядь.
Поговорим о том, как шокировать окружающих.
Впрочем, не думаю, что Роарк удивится, ведь он настолько внимательно следит за мной, что, наверное, может прочитать каждую непристойную мысль, пришедшую мне в голову.
Но даже несмотря на то, что я отвлекаюсь, проигрываем не мы. Брэм и Лайнус проигрывают, и, скажем так, Брэму это совсем не нравится. Совершенно расстроенный и обезумевший, он смирился с этим, и набивает рот едой, а не пытается угадать чужие рисунки, чтобы набрать очки, когда закончится командное время.
— Твоя очередь, — говорит Брэм, бросая мне маркер.
Чарли тянется сзади и массирует мои плечи, наклоняясь вперед, так что ее дыхание щекочет мне ухо.
— Вы справитесь, босс. Простые рисунки. Я отлично угадываю. Победа за нами.
Блядь, ей нужно перестать так прикасаться ко мне, или, может быть, провести руками по моим плечам и вниз по грудным мышцам к соскам…
Покачав головой, я резко встаю и молюсь богам стояка, чтобы все было под контролем.
— Команда «Лимонные коржики», — говорит Чарли, каждый раз, когда наступает наша очередь, и поднимает кулак в воздух.
Блядь, она восхитительна.
Просто охуительная.
Ее улыбка заразительна, волнение захватывает, а то, как она размахивает руками, когда участвует в соревнованиях, — скажем так, я чувствую отпечатки ее ладоней по всему телу.
Ладно, сосредоточься, Уэстин.
Я беру карточку и говорю:
— Это действие.
Чарли хлопает в ладоши.
— Действие, поняла. Поехали.
Я быстро смотрю на карточку с информацией, и Брэм запускает таймер.
Пушечный выстрел.
Легко. Сосредоточься. У тебя все получится.
Я рисую круг обозначающий колеса, а затем две линии — пушка.
— Пенис, — кричит Чарли,
