Он так ничего и не нашел.
Сейчас Молли волнует только холод. Поэтому она начнет со второго этажа. С места, где, как показалось Блю, она что-то видела. Где дверь открывается сама собой. Где две бедные девочки спят одни, где пустуют комнаты, которые должны были быть заняты, где никто за ними не присмотрит. Если бы Джего все не испортил, Молли было бы лучше. Если бы она смогла выбросить из головы образ своего мужа с обмякшим телом парня в руках, ей стало бы лучше. Им несказанно повезло: случись это чуть раньше, их могли бы увидеть другие гости. Чуть позже – и непогода не позволила бы вывезти Джего отсюда.
Ее ступни мерзнут на ледяном полу кухни. Осколки сметены. Можно не беспокоиться о том, что ее услышат: в одних носках Молли ступает бесшумно, все дверные петли смазаны, ее дыхание легкое и ровное. Собак, которые могли бы залаять, начать ее обнюхивать, царапать когтями по каменным плитам пола и тем самым ее выдать, больше нет. Бедный Юпитер, бедная Мило. Джошуа ужасно переживал, когда они околели.
Дом вокруг дышит. Молли ощущает каждый его проклятый кирпич; каждое окно имеет глаза, каждая дверь – рот, каждая комната напоминает о былых надеждах. Одни из них сбылись, другие – нет.
Вот кабинет психотерапии, где воплотились мечты Молли стать целителем душ, где она утешала Адриана Бакли, и ее советы придали ему сил. Вот кабинет искусств, где она учила Элеонору рисовать, стараясь через искусство научить ее любви.
Молли поднимается наверх, путь тускло освещен пробивающимся сквозь тучи лунным светом.
Однако на то, чтобы научить человека любить, требуется больше времени, чем неделя. Гораздо больше. Кого-то научить этому так и не удавалось, сколько бы времени, терпения, ухода и материнской заботы она в них ни вливала. Молли подозревает, что эта немка окажется как раз такой.
Она заходит к ней в комнату и смотрит на нее. Сабина спит. Молли жалеет о том, что разрешила за ужином вино, ведь правила насчет спиртного появились неслучайно. Покажите человека, способного пить умеренно, ограничиться одним бокалом, когда на столе стоят пять соблазнительных бутылок, и Молли провозгласит его редчайшим исключением. У нее у самой вызванный алкоголем туман рассеялся несколько часов назад; и это определенно не помогло ей заснуть. Но, с другой стороны, она не пила какао.
Алкоголь усиливает действие снотворного.
Молли сомневается в том, что Сабина проснется раньше десяти утра. У нее сейчас такой умиротворенный вид – она лежит на спине, в кремовой атласной пижаме, подложив одну руку под голову, а другую на живот. Точно так же она спала предыдущей ночью. Скомканное одеяло сползло на пол, и Молли поднимает его, укрывает им Сабину. Она замечает на ночном столике кое-что. Этот предмет будет отвлекать Сабину, поэтому Молли убирает его в карман своего халата. Убедившись в том, что в остальном в комнате полный порядок, Молли достает телефон и фотографирует крупным планом лицо спящей Сабины.
Изображение сохраняется на карте памяти – ни в коем случае не в «облаке». Оно добавляется к сотням других фотографий, которые Молли разглядывает, думая: «Вот те, о ком я заботилась, кому помогла, те, кто будет меня помнить, почитать своей утешительницей, наперсницей и спасительницей. Эти люди никогда меня не забудут». Эти фотографии и мысли утешат ее в четверг вечером, когда в доме станет тихо, и ей нужно будет сосредоточиться на чем-то позитивном, прежде чем подействует снотворное.
Снимки Джего Молли уже удалила.
Ключ бесшумно поворачивается в двери комнаты Сабины, затем снова бесшумно поворачивается в двери комнаты Блю, и Молли выполняет ту же самую рутину – поправляет одеяло, убирает то, что будет отвлекать внимание, – однако фотографий не делает. Лоб Блю покрыт бисеринками пота; его пересекают глубокие морщины, губы напряженно поджаты, глаза под закрытыми веками мечутся вправо и влево так часто, что Молли переживает. Должно быть, Блю снится кошмарный сон.
На полу лежат джинсы. Из кармана высовывается упаковка таблеток. Молли не понимает, как она могла пропустить это вчера, несмотря на свою дотошность. Но вот она: маленькая упаковка рецептурного успокоительного, о котором Блю умолчала, заполняя анкету. Молли прямо спрашивает у всех гостей: принимают ли те какие-либо лекарства, выписанные врачом или продающиеся свободно. Некоторые препараты могут взаимодействовать с теми смесями, которые готовит она. Тут нужно действовать очень осторожно – Молли отмеряет дозы, полагаясь на искренность своих гостей, и вот выясняется, что Блю не была с ней откровенна. Солгала ей.
Молли возвращает упаковку обратно в карман. Завтра она заберет препарат и аккуратно заменит все таблетки безобидным плацебо, как уже поступала с непослушными гостями. Она сделает небольшой надрез на белом пластике вокруг каждой таблетки, извлечет таблетку и заменит другой, после чего заклеит разрез. Алюминиевая фольга останется нетронутой. В противном случае возможны разные плохие вещи: головная боль, галлюцинации, частая смена настроений, сердцебиения, лихорадка, потеря ориентации, паранойя и все такое. Лекарства ни в коем случае нельзя смешивать вслепую. Их применение нужно строго контролировать. Неудивительно, что Блю снится кошмар.
Неожиданный звук заставляет Молли вздрогнуть. Звук едва уловимый, из глубин дома. Шаги, решает Молли, хотя все крепко спят. Холодный воздух проникает под халат, и ей больше не хочется быть частью этого дома. Она хочет оказаться в кровати вместе со своим мужем, в новой пристройке, в которой, кроме них, не спал больше никто – ни гости, ни предыдущие владельцы, ни давно умершие люди из минувших времен. Ни Элеонора.
Молли запирает дверь в комнату Блю, поспешно спускается вниз и направляется на кухню.
Внезапно она замирает на месте, услышав размеренный скрип осторожно выдвигаемого ящика.
В коридоре холодно, темно. Мышцы и рассудок Молли помнят наизусть расстановку мебели, однако ей кажется, будто ее поглотил чуждый мир, будто, если она протянет руку влево, ее пальцы вместо стены, которая должна быть там, нащупают лишь пустоту. Звук повторяется снова.
В кабинете психотерапии кто-то есть.
Молли захлестывает ощущение того, будто она в открытом море. Она может подойти к кабинету, открыть дверь и разобраться с тем, что внутри, но понимает, что потеряет голову, если это сделает. Ей нужен муж. Потребность ощутить рядом с собой его грузное спящее тело острая как никогда.
«Там ничего нет, – убеждает себя Молли. – Там ничего нет».
Освоившись в темноте, она видит контур двери в кабинет. Словно откликаясь на ее взгляд, дверь смещается, движется, бесшумно открывается дюйм за дюймом так, что появляется щель, и Молли видит в полумраке силуэт, видит жуткое зрелище бледной человеческой фигуры, и из глубины ее души поднимается ужас. В голове мечутся кошмарные видения, подпитываясь страхами, иссушая надежду.
Тонкий голосок в подсознании Молли говорит ей
