вечера», — вспомнил Ватсон.
— Да-да, именно это. Лаура Лайонс хотела попрощаться и отдать сэру Чарльзу его письма к ней. Благородное решение, благо оно ничего не стоит. В отличие от подарков, которые она возвращать не собиралась… Но сэр Чарльз не оценил ее благородства. Он был совершенно убит горем и яростью. И тогда ему пришло в голову как раз то, чего мы так боялись.
Ватсон недоверчиво покачал головой:
— Да, он намеревался заманить ее в дом и там запереть. Он даже приготовил специальную комнату для этой цели, с надежными засовами и узким окном. После чего — преподать ей урок послушания. Он убедил себя, что Лаура на самом деле любит его и ее отношения со Стэплтоном — просто капризы, а в глубине души она мечтает о твердой руке. Хотя в таких делах твердой должна быть не рука, а кое-что другое.
Ватсон в который раз подумал, что защита Отечества — дело высокое и благородное, но крайне скверно влияющее на манеры. Если бы кто-нибудь сказал подобную пошлость при Гемме…
— И что из этого вышло? — спросил он.
Мортимер пожал плечами:
— Я встретился с Лаурой и уговорил ее не ходить на это свидание. Когда надо, я умею быть убедительным.
— Простите, — подался вперед Ватсон, — но я хорошо помню ту сцену. Лаура при мне говорила, что письмо было написано по наущению Стэплтона и он же уговорил ее не приходить.
— Ну, первое было отчасти правдой, хотя содержание письма Лаура в своем рассказе слегка отретушировала. Второе — нет. Стэплтона она побаивалась, но еще больше она боялась меня.
— Почему? — спросил Ватсон.
— Я ей кое-что показал, — не стал вдаваться в подробности доктор Мортимер. — Кое-что такое, чего Стэплтон не мог, несмотря на всю свою силу. Так или иначе, она не пришла.
— Это мы знали и раньше, — сказал Ватсон.
— Но не сэр Чарльз. Видите ли, если бы Лаура просто не явилась, он не отказался бы от своего скверного намерения. Поэтому я решил его напугать. Дать ему, так сказать, наглядный урок, который открыл бы ему глаза на то, что его чувства, по сути, безумны…
— Мы полагаем это оскорблением благородного члена нашего рода, — встрял Баскервиль.
Алабастр чуть повернул голову, выражение его лица не сулило ничего хорошего. Кабанья голова по уши вжалась в стену.
— И что же именно вы сделали? — поспешно спросил Ватсон.
— Навел морок. У нас, болотников, это неплохо получается, особенно в темноте и близ болот. Многие любят заманивать путников, дразня их видениями прекрасных женщин…
— И вы, — догадался Ватсон, — показали ему Лауру Лайонс?
— Именно так, — признал доктор Мортимер. — По моему плану, она должна была пройти сквозь калитку мимо опешившего сэра Чарльза по дорожке к дому, после чего растаять в воздухе. Как я рассчитывал, после подобного зрелища сэр Чарльз усомнится в собственном рассудке — и побежит ко мне советоваться. Я бы сказал ему, что его мечтания о Лауре вызвали эротический психоз, назначил бы лечение успокоительными средствами и категорически запретил бы ему даже думать об этой женщине. Через какое-то время страсть угасла бы сама… Беда была в том, что к тому моменту бедный сэр Чарльз и в самом деле был несколько не в себе.
— И что же он сделал? — Ватсону стало интересно.
— Он рванул за ней, как кобель за сук… как Орфей за Эвридикой, — на сей раз ложноклассическая метафора резанула Ватсону ухо сильнее, чем откровенная грубость. — Видимо, он был готов на все. И проклятие его настигло. Почтенный сэр Чарльз на моих глазах превратился в огромного пса преотвратительного вида. Поверьте, зрелище не из приятных.
— А как же тело? — вдруг пришло в голову Ватсону. — Ведь труп сэра Чарльза видели многие люди. Кто-то же похоронен в семейном склепе?
Доктор Мортимер замолчал. Алабастр уставился на него весьма пристально.
— Мне не хотелось бы об этом говорить, — наконец выдавил из себя доктор.
— А придется, — предупредил обвинитель.
Мортимер упорно молчал.
— В таком случае, — принял решение Алабастр, — пора вызвать главного свидетеля по этому делу. Если доктор не возражает — поскольку речь идет о человеческом духе.
— Хотя мы полагаем его в высшей степени недостойным этого звания, — осуждающе прогудел дух Баскервилей и оскалил клыки. Из кабаньей пасти дохнуло злой колодезной сыростью.
— Вы согласны? — обратился к Ватсону дракон.
— Вызывайте, — Ватсон пожал плечами. — Кстати, я его знаю?
— С определенной стороны, — невнятно выразился Алабастр и сделал руками непонятный жест.
Мир снова покачнулся, стены вздрогнули и поплыли. Когда же Ватсон проморгался, то увидел, что рядом с Бэрримором стоит невысокий человек в костюме, пропитанном водой и перемазанном тиной. Вода стекала с его лица, грязь залепила лоб и склеила веки. На скуле багровела незаживающая царапина. Через плечо у новоприбывшего висела жестяная коробка для ботанических сборов.
7
— Стэплтон! — вскричал Ватсон.
Тот, услышав свое имя, открыл глаза — черные, цвета протухшего яйца.
— Я мертв, — без выражения сказал человек. — Зачем вы тревожите мертвеца?
— Нельзя ли его… привести в порядок, что ли? — попросил Ватсон. — Мне не очень-то приятно смотреть на этого человека, а в таком виде он особенно отвратителен.
— Как вам будет угодно, — дракон сделал еще одно движение.
Лицо и фигура Стэплтона изменились. Грязь и тина исчезли, лицо приобрело естественный цвет, глаза — тоже. Если бы не остановившийся взгляд, то злополучного натуралиста можно было бы принять за живого, хотя и несколько потрепанного обстоятельствами.
— Назови свое имя или имена, — потребовал Алабастр.
— Стэплтон. Ванделер. Баскервиль, — сказал мертвец. — У меня много имен.
— Теперь назови имя силы, которой ты служишь, — Алабастр нетерпеливо щелкнул пальцами.
— Вы не имеете власти надо мной, — попробовал было упорствовать Стэплтон, но дракон так впился в него взглядом, что тот пошатнулся.
— Твои боги тебе не помогут, — насмешливо сказал дракон. — Повинуйся! — он поднял зеленую лапу с изумрудом и начертил в воздухе какой-то знак.
Глаза трупа, и без того не радовавшие сменой выражений, окончательно застыли. Было видно, что дух, удерживаемый внутри временной оболочки, подавлен и подчинен.
— Я раб лоа Агве и лоа Симби, — прошептали бескровные губы Стэплтона. — Я имел силу от них и творил волшбу их именем.
Ватсон вытаращил глаза:
— Что? Волшба?
— Он занимался магией, и весьма успешно, — мрачно сказал доктор Мортимер. — Можно сказать, на профессиональном уровне. Наш хороший знакомый был адептом вуду, тайного африканского культа.
Ватсон затряс головой:
— Нет, это какая-то ошибка. Стэплтон и африканский культ? Он, конечно, негодяй, но я в жизни не встречал более прозаического человека.
— Похоже, вы слишком много общались с шарлатанами, — не удержался от
