и делал это не один раз. В ту ночь он мог бы поднять нас всех и отправить штурмовать дом, где тебя держали. Сорес бы придумал, как выманить и отвлечь Рыцарей. Элдрик мог послать кого угодно вместо себя: Белая Мразь бы не сразу раскусил обман, убил бы пришедшего и ушел с его головой в руках. Элдрик был самым умным и хитрым Вороном в городе, он должен был найти выход. Но он просто вышел из убежища и погиб. Почему?
У Рейвена пересохло в горле. В ушах застучала кровь.
Из-за него. Элдрик погиб, спасая глупого приемного сына.
— Потому что любил меня.
— Нет, — отрезал Бернард, — потому что потерял голову до этого. Одним из жестких правил, введенных им, был запрет трогать детей. Он питал к ним какую-то трепетную нежность и считал, что дети — самые чистые создания на земле. Поэтому и тебе все с рук спускал, хотя тебя-то ангелочком было не назвать. Но кто вложил Элдрику в голову мысль, что жизнь ребенка важнее жизни взрослого? Священники. О чистоте и непорочности детей сказано в их книгах, об этом они вечно талдычат в церквях. Эта мысль сидела в голове Элдрика десятки лет и привела к тому, что он без колебаний умер, чтобы спасти тебя. А сейчас к нашему Великому Ворону прилепился еще один церковник. Что если он вложит ему в голову пойти и тоже подставиться под меч Прекрасного Принца ради какой-то глупости? Что тогда мы будем делать?
Рейвен оцепенел. Мысли его заметались. И как он сам не подумал об этом? Это ведь было вполне возможно.
— Но что с этим сделать? Повелитель запретил трогать пастора, убить мы его не можем.
Бернард удовлетворенно хмыкнул.
— Вариантов-то много. Красавица, может, поговоришь с Агатой и Кристиной, раз сама не хочешь? Мне есть чем заплатить за их старания.
— Отстань от девочек, старый извращенец! — огрызнулась Шарлотта. — Не будут они спать с Льюисом «для дела»! И к Агате больше не подходи, понял? Ты ей не нравишься.
— А подарки с удовольствием взяла, — ухмыльнулся Бернард, — может, больше предложить надо было?
— Хватит чушь нести! — рыкнул Рейвен, нервно расхаживая по комнате. — Нам нужно разобраться с пастором и отогнать его от Льюиса! Думайте, мать вашу!
— Я пока прихожу на все их чаепития и слушаю, о чем они говорят, — сказала Шарлотта мрачно, — ты тоже приходи, когда сможешь.
— А твой дружок-Рыцарь не может его прирезать? — спросил Бернард. — Или в темницу запереть, чтобы святоша там подох от голода?
Рейвена передернуло. Шарлотта поморщилась.
— Это как-то слишком жестоко.
— Нил на такое никогда не пойдет, — Рейвен покачал головой.
— Жаль.
— Нужно, чтобы повелитель снова презирал пастора, как Бломфилда, — заметила Шарлотта, — может, как-нибудь подставить его?
— Соври, что он на тебя напал, — предложил Бернард, — платье порви, поплачь.
— Льюис не дурак, — нахмурилась Шарлотта, — к тому же он теперь часто использует магию, заставляя Воронов говорить правду. Его не обмануть.
Рейвен покачал головой.
— Значит, поступим по старинке. Я запугаю пастора, и он сам отстанет от Льюиса. И не посмеет ничего ему в голову вкладывать.
— Хорошая идея, — одобрил Бернард, — пусть в штаны наложит, поганый моралист!
— Раз решили, тогда проваливай отсюда. Шарлотта, останешься?
— Останусь, — та поправила пеньюар, — постарайся, ладно, милый мой? Ты умеешь быть страшным, когда хочешь.
— А когда не хочу, какой я? — хмыкнул Рейвен, обнимая ее.
— Красавчик, — лукаво улыбнулась Шарлотта и погладила его по длинной черной косе.
Рейвен наклонился и поцеловал ее. Бернард покосился на него с явной завистью и вышел из комнаты.
* * *
В кабинете Элдрика было тихо и сумрачно. Льюис, забрав нужные книги, обустроил себе отдельный, оставив этот нетронутым, за что Рейвен был ему благодарен. Иногда его тянуло сюда, посидеть и подумать в одиночестве. Он взял в руки черного пегаса, фигурку, подаренную Элдриком, и сел в свое кресло, прикрыв глаза. В детстве он забирался в него с ногами, став старше, свешивал их через подлокотник и болтал в воздухе. Кресло стояло близко к столу, и он всегда мог наблюдать за Элдриком во время работы. Подростком он редко появлялся здесь: предпочитал тренироваться с Соресом и другими бойцами или тайком улетать к Нилу. Но иногда его накрывало какой-то смутной тоской и хотелось быть рядом с приемным отцом. Тогда он приходил пообщаться или просто молча посидеть рядом, если Элдрик работал и просил быть потише.
В тишине ему вспоминалась мама: суровая, вспыльчивая, но готовая порвать на клочки любого взрослого, что его обидит. Однажды она отлупила двух соседок, которые посмели отвесить ему подзатыльники. Это было только ее право, чужие не должны были лезть к ее семье. Рейвен… нет, тогда еще Дирк, никогда не сомневался в том, что она его любит. Папа был мягче, спокойнее и учил его своему ремеслу: печь хлеб и булки, которые мама потом продавала. Дирк был непослушным ребенком, сбегал и увиливал, как мог, чтобы не заниматься скучными делами. Его ловили, ругали, а между делом кормили булками, обнимали и гордились его ловкостью. Хотя мама ворчала, что он не ребенок, а обезьянка, а папа гудел, что он слишком тощий для сына булочника, и скоро соседи решат, что они его не кормят.
Это не помешало им обоим умереть за него.
Мама кипела от злости и кричала на двух стоящих перед ней мужчин. Одного из них Дирк знал: это был дядя его друга, недавно ставший Рыцарем. Он всегда был добр к Дирку, но сейчас глаза у него были пустые и страшные. Второй был статным воином с золотыми волосами. Его белые доспехи сияли как солнце. Только у одного человека в городе могли быть такие доспехи.
У Прекрасного Принца.
Мама рычала на них как тигрица, но в ее голосе слышалось отчаянье.
— Совести у тебя нет, мерзавец! Ты же брат Арнольда, мы принимали тебя в нашем доме! Как ты мог прийти к нам с оружием?! Не трогай моего сына!
— Твой сын мертв, Шейла. Тварь вселилась в него и убила.
— Сам ты тварь! Роджер, что ты молчишь?
Отец был совсем белый от страха.
— Может, договоримся? Я дам вам денег… все деньги, что у нас есть…
— Глупец. Мы пришли спасти вас, — холодно ответил Прекрасный Принц, — тварь сожрет вас обоих, а потом примется за других горожан.
— Это мой сын! — закричала мама. — Дирк, скажи им, что это ты!
— Я… дядя Рутгер, это же я…
Он будто бы сказал что-то не то. До того Рутгер колебался, но тут вытащил меч и шагнул к нему.
