не видел. Заксер всегда был готов взяться за любое дело. Не было такого риска, на который он не решился бы пойти. Он презирал всех, кто работал не так упорно, как он сам, особенно актеров с их глуповатыми замашками, которые были для него бельмом на глазу. Во время съемок «Агирре» он спал под Мачу-Пикчу на земляном полу с маленькой горбатой индианкой и детьми, облепленный десятками сновавших по нему морских свинок, которых там держали вместо домашних кур и даже жарили. Позже и я оставался здесь на ночь. Вместе с ним я переплыл через реку Урубамба, чтобы починить переправу на тросе. К тросу была привязана площадка, застрявшая на другом берегу, но веревки, с помощью которой эту площадку можно было бы перемещать туда-сюда, не было. Помню, как во время этого заплыва на нас с грозным хлюпаньем неожиданно надвинулась гигантская воронка водоворота. Однажды, когда весь проект оказался в отчаянно сложной ситуации, именно Вальтер Заксер всю ночь в темноте прошагал пешком от места съемки до местечка Часута, взбираясь на гигантские скользкие камни в ущелье реки Уальяга, где три порога идут один за другим. К тому же в руках у него был плоский чемоданчик-дипломат. Я видел, как он однажды проработал подряд шестьдесят часов, а потом нашел его спящим на груде камней.
Многие приступы ярости Кински происходили от злости на самого себя, но еще чаще он злился на меня, да и, собственно, на всякого другого человека, он был против всех и вся. Кински заявил, что желает быть исключительно близко к природе. Я несколько раз письменно ему сообщал, что вступительную сцену мы не будем снимать на леднике, как описано в сценарии, а начнем с того, как войско спускается в долину реки Урубамба. Тем не менее Кински привез с собой пуховики, ледорубы, канаты и пуховые спальники, и мы не знали, куда все это девать. По его указанию нам пришлось установить для него палатку на поляне в джунглях, но в ту же ночь пошел сильный дождь, и сырость проникла внутрь. Разъяренный Кински бушевал несколько часов подряд до раннего утра. Он собирался торжественно позировать на природе, но чтобы не было никакого дождя. Мы устроили над его палаткой навес, сплетенный из пальмовых листьев, но и тогда у него по-прежнему было сыро, потому что на брезенте палатки оседала влага от его дыхания. Снова раздавались истошные вопли и нечленораздельные крики. При этом в бешенство его вгоняли главным образом индейцы с высокогорья, которых мы на эти первые дни временно поселили в большом сарае, где прежде сушились листья табака. Заксер велел соорудить из парусины простые, но вполне пригодные многоярусные кровати. Я пошел к Кински и позволил ему выплеснуть на меня все его бешенство, сохраняя ледяную невозмутимость. На третью ночь у нас оставался уже только один выход – разместить Кински в единственном отеле на горе, недалеко от развалин города инков Мачу-Пикчу. Но все восемь номеров в этой гостинице были уже заняты, а других мест, где останавливаются туристы, тогда попросту не было. В то время внизу, на конечной станции небольшой железной дороги из Куско, нигде нельзя было остановиться на ночь, и даже чудесный отель моего друга Хосе Кёхлина был построен позже. Что же было делать? Заксеру удалось так уболтать владельца отеля, что тот согласился отдать гостю собственную комнату и переселиться в какой-то чулан со швабрами. Но и в отеле Кински продолжал бушевать всю ночь напролет. Вся гостиничная обслуга в ту ночь не сомкнула глаз. Беснующийся Кински колошматил свою вьетнамскую жену, гонялся за ней и в конце концов спустил ее с лестницы.
Вальтер Заксер был исполнительным директором моих фильмов «Каспар Хаузер», «Носферату», «Войцек», «Кобра Верде» и многих других, он участвовал почти во всем, что я тогда предпринимал. Самым большим его достижением был, без сомнения, «Фицкарральдо». Подготовка к этим съемкам велась три с половиной года. Именно он начал строительство двух одинаковых кораблей, для чего потребовалось подготовить инфраструктуру, в данном случае – целую верфь среди джунглей. Он построил лагеря для сотен индейцев из массовки и для технического персонала, нашел этих индейцев-статистов, и с технической точки зрения именно он перенес пароход через гору. Он был удручен тем, что в разных интервью я говорил, будто бы на гору пароход поднял я, хотя это сделал он и его команда. В этих интервью я выражался в метафорическом смысле, что каждый взрослый человек должен догнать белого кита, ну или перетащить через гору пароход. Здесь я хочу внести ясность: с технической точки зрения пароход через гору перенес Вальтер Заксер. Но я хочу также упомянуть вот о чем: на этих съемках наступил момент, когда все могло пойти прахом. Наш бразильский инженер выразил опасение: вбитая в землю опорная свая – на испанском она называется красивым словом muerto, «мертвец» – показалась ему недостаточно прочной, чтобы поднять корабль вверх по склону. Тогда этот инженер сдался и отстранился от работы – мне кажется, он испугался собственной храбрости. В тот момент я взял всю ответственность на себя и велел вбить новый muerto очень глубоко. С технической точки зрения Заксер и здесь был исполнителем этих работ. Эта вновь вбитая свая выдержала бы вес пяти таких кораблей, как наш. Производство фильмов – необычный труд, он может разрушить дружбу. Это и произошло между мной и Вальтером.
17. Privilegium maius, Питтсбург
В двадцать один год я уже снял две короткометражки и неуклонно приближался к большому фильму. Но в то время невозможно было даже представить, чтобы полный метр доверили столь молодому человеку. В этой профессии не было никого младше тридцати пяти. Мне приходилось почти одновременно делать много дел: зарабатывать деньги для фильмов и все же иногда ходить в университет. Тут не обошлось без жульничества: благодаря стипендии у меня водились кое-какие лишние деньги, но я не обладал почти никакими основательными знаниями. На это у меня времени не было. Помню, как попросил хорошего студента, сокурсника, написать за меня работу к семинару, что он и сделал без труда, играючи. В шутку он спросил меня, что ему за это перепадет, и я ответил, тоже в шутку, что обессмерчу его имя. Его звали Хауке Строшек. В 2017 году, на одном официальном мероприятии, где через пятьдесят четыре года после учебы в Мюнхене мне вручали приз Европейской киноакадемии, ко мне неожиданно подошла его дочь. К тому времени Хауке Строшек был уже отставным профессором университета Северного Рейна и Вестфалии. Я
