и орал:
— Неслыханный аттракцион только для несовершеннолетних! Пьянящий Поцелуй от красотки-барменши! Всего тысяча золотых!
Да, это было золотое время. Бабло лилось реками, со всех сторон.
Несовершеннолетний аттракцион быстро возымел успех. Рома на меня набычился. Он опасался, что теперь тема раскроется, какая-нибудь сознательная мразь стуканёт разрабам, и этот глюк в игре тоже пофиксят.
— Взрослей, Ромыч! — проорал я ему. — Сделай что-нибудь взрослое!
— Что? — орал он в ответ.
— Что-нибудь социально ответственное!
— Я хэзэ ваще!
— Я тоже. Просто беру — и делаю. Понимаешь? Не думай. Делай. Вот залог успеха.
Сегодня я принял смелое решение бухать до закрытия. До последнего клиента. А уже завтра, проспавшись как следует, начинать разбираться со студией звукозаписи. Сандра сказала, что таковая имеется, и народ туда в очереди, мягко скажем, не стоит. Значит, реально Доброжелатель по моему заказу подсуетился. Надо было намекнуть ему, чтоб назвал эту студию как-нибудь торжественно: «Мёрдок-рекордс», например.
Сандра долго уговаривала меня куда-нибудь пойти с ней — наверх, или ко мне домой, или к ней домой. Но в конце концов увидела, что я чё-то не в настроении, и свалила одна.
А я реально был не в настроении. Если кто вдруг забыл, я сегодня нос к носу с Ингой встретился. Это не говоря о том, что мне кишки чуть не выпустили. В общем, пребывал в расстроенных чувствах. А я когда в расстроенных чувствах — мне лучше грамотно прибухнуть, чем развратничать. Завтра проснусь — и норм буду.
— Пап, на два слова?
Я уже даже перестал вздрагивать от этого обращения. С улыбкой повернулся к Колюнчику.
— Да, сынку? Шо, не помогли тоби твои ляхи?
— Чего такое говоришь? — улыбнулся Колян, держа в руках кружку пива.
Хороший парень получился, аж горжусь. Здоровенный, добряк, но если надо — одним ударом бошку хоть тому же Дону снесёт.
— Шуткую, — толкнул я его в плечо кулаком. — Давай, рассказывай, чего хотел?
Дело было уже сильно-сильно за полночь, народ большей частью расползся. Те, что остались, вели себя тихо, клевали носами за столиками. Их скоро начнут вежливо выпроваживать вышибалы. А я посмотрю, как тут чего, закрою кабак и свалю домой отсыпаться.
Иствуд давно ушёл к себе, наверх. Ромыч с Вивьен — тоже удалились. Один я из «Мертвецов» оставался на посту, степенно прибухивая крепкого.
— Я бы хотел, чтобы ты как-нибудь пришёл на одно из наших собраний, — сказал Колян.
— Так, стопари, — покачал я головой. — Коль, я в твои дела не лезу, я вам молча разрешаю занимать подвал. Давай ты это будешь ценить?
— Но, пап...
— Коля! — Я положил здоровяку руку на плечо. — Мне уже не три годика. Я по жизни обжёгся и многому научился. И я прекрасно понимаю, что вся ваша война кончится так же, как всегда. Но ты после этого встанешь, отряхнёшься и пойдёшь в другом направлении, а я — сдохну. И Вейдер — сдохнет. И все остальные, кому не три годика — сдохнут.
— А что если я скажу тебе, что мы кое-что раскопали?
— Молодцы.
— Что-то такое, что может серьёзно изменить расстановку сил.
— Очень молодцы!
— У нас появится рычаг давления, мы сможем реально диктовать свои условия, папа!
— Сильно-сильно молодцы! — Я поднял стопарь. — За рычаг!
И немедленно выпил.
Коля грустно покачал головой.
— Пап, я всё-таки хотел бы с тобой поговорить серьёзно. Пожалуйста.
Вот ведь пристал, как банный лист к тазу. С другой стороны — я ведь ему тут и правда как за отца. Что за хрень такая — ребёнок поговорить хочет, а я отмахиваюсь?
— Не здесь, — сказал я. — Дома. Там безопаснее. Осёл траву не жрёт?
— Нет, но постоянно спрашивает.
— Не разрешай. И вообще, чтоб траву никто не трогал!
— Я помню, пап, ты постоянно говоришь.
— И буду говорить. Иди домой, Коль. Я скоро подойду — и пообщаемся.
Коля ушёл. Я с сожалением посмотрел на едва початую бутыль. Эх... Вот хотел же до сиреневых соплей нажраться. А куда там — фигу. Не буду же пьяным в такие разговоры пускаться. Закончится херово, к гадалке не ходи.
— Эй, мордовороты! — кликнул я вышибал. — Давайте, освобождайте пространство. Закрываемся.
Ребята с энтузиазмом принялись за дело. Пока их не провоцировали, они руки не распускали, но очень вежливо и доходчиво объясняли засидевшимся забулдыгам, что пора и честь знать. Те послушно вставали и отваливали. Девочки быстренько протирали столики, мели полы.
Я задумчиво смотрел на вышибал.
Когда меня тут резали в лоскуты — они ведь и пальцем не шевельнули. А, спрашивается, почему? Может, потому что Танигава — непись? А они, типа, только против людей заточены? В принципе, запросто может быть.
Чёрт, с Танигавой вообще ничего не понятно. Та девчонка, которая сейчас сидит в Доме Перевоплощений, это совершенно точно не та бешеная тварь, что порезала меня. Хотя как я могу быть уверен? Вопли — симуляция. Отсутствие первичных и вторичных половых признаков, думается, тоже можно сымитировать, раз уж она внешность менять умеет.
Дерьмо какое, не разберёшься без поллитры, да и с поллитрой — больше вопросов, чем ответов. Доброжелателя надо, категорически. А он так и не вышел со мной на связь. Ну вот почему я тогда сразу не прочитал это письмо, а?! Придурок...
— Мы готовы закрываться, господин управляющий, — сказала неписаная красавица.
— Угу. Ухожу, — кивнул я и нетвёрдой походкой направился к двери.
Социальных ролей у меня теперь — мама не горюй. Управляющий кабаком, фронтмен самой популярной в городе рок-группы, народный герой, владелец лесопилки. Смех смехом, а раз в месяц на карман падает охренительный такой куш наличности. При том, что я лично — вообще нихера не делаю. Всем шустрит за свои пять процентов Дриада Сью, проклиная меня последними словами. Ну а я чё? Сама дура. Говорят ещё, что мужики только членом думать умеют. Уж кто бы говорил.
В общем, как-то незаметно для самого себя я превратился в богатого и знаменитого, а главное — всенародно популярного персонажа.
— Всё у меня ништяк, — сказал я. — Всё круто. Супер-охрененно! И нечего грузиться. Вот.
Открыл дверь, постоял на пороге, вдыхая морозную свежесть, как в рекламе порошка. Темно... Но в темноте я как будто бы различил движущуюся фигуру. Фигура двигалась целенаправленно к кабаку.
— Закрываемся,
