обоих направлениях. Если вы считаете, что рецессия не за горами, и в ожидании ее обналичиваете свои акции, то ваш взгляд на экономику неожиданно исказится в зависимости от того, что вы хотите, чтобы произошло. Каждый всплеск, каждый анекдот будет выглядеть как признак того, что наступила гибель - может быть, не потому, что она наступила, а потому, что вы этого хотите.
Стимулы - мощный мотиватор, и мы всегда должны помнить, как они влияют на наши собственные финансовые цели и перспективы. Невозможно переоценить: в финансах нет большей силы, чем возможность ошибки, и чем выше ставки, тем шире она должна быть.
2. Каждый человек имеет неполное представление о мире. Но мы формируем полное повествование, чтобы заполнить пробелы.
Моей дочери сейчас около года, когда я пишу эти строки. Ей все интересно, и она так быстро учится.
Но иногда я думаю о том, что все это ей не понять.
Она не знает, почему ее отец каждое утро уходит на работу.
Понятие счетов, бюджета, карьеры, продвижения по службе, откладывания денег на пенсию для нее совершенно чуждо.
Представьте себе, что вы пытаетесь объяснить ей, что такое Федеральная резервная система, кредитные деривативы или НАФТА. Невозможно.
Но ее мир не темный. Она не блуждает в растерянности.
Даже в годовалом возрасте она уже написала свое собственное внутреннее повествование о том, как все устроено. Одеяла согревают, мамины объятия оберегают, а свидания вкусны.
Все, с чем она сталкивается, укладывается в одну из нескольких десятков усвоенных ею ментальных моделей. Когда я иду на работу, она не останавливается в замешательстве, интересуясь, что такое зарплата и счета. У нее есть кристально ясное объяснение ситуации: Папа не играет со мной, а я хотела, чтобы он играл со мной, поэтому мне грустно.
Даже если она мало что знает, она этого не осознает, потому что рассказывает себе связную историю о происходящем, основываясь на том немногом, что она знает.
Все мы, независимо от возраста, поступаем одинаково.
Как и моя дочь, я не знаю того, чего не знаю. Поэтому я так же подвержен объяснению мира через ограниченный набор имеющихся в моем распоряжении ментальных моделей.
Как и она, я ищу самые понятные причины во всем, с чем сталкиваюсь. И, как и она, я во многом ошибаюсь, потому что знаю о том, как устроен мир, гораздо меньше, чем мне кажется.
Это справедливо для самых фактологически обоснованных предметов.
Возьмем историю. Это просто пересказ того, что уже произошло. Она должна быть ясной и объективной. Но, как пишет Б.Х. Лиддел Харт в книге "Почему мы не учимся у истории?
[История не может быть интерпретирована без помощи воображения и интуиции. Количество свидетельств настолько велико, что отбор неизбежен. А где есть отбор, там есть и искусство. Тот, кто читает историю, как правило, ищет то, что доказывает его правоту и подтверждает его личное мнение. Они защищают лояльность. Они читают с целью утверждения или нападения. Они сопротивляются неудобной правде, поскольку каждый хочет быть на стороне ангелов. Так же, как мы начинаем войны, чтобы положить конец всем войнам.
Дэниел Канеман однажды рассказал мне об историях, которые люди рассказывают себе, чтобы осмыслить прошлое. Он сказал:
Очевидность, способность объяснить прошлое, дает нам иллюзию того, что мир понятен. Она дает нам иллюзию того, что мир имеет смысл, даже когда он не имеет смысла. Это большая проблема, приводящая к ошибкам во многих областях.
Большинство людей, столкнувшись с чем-то непонятным, не осознают этого, поскольку способны придумать объяснение, которое имеет смысл, исходя из их собственной уникальной точки зрения и опыта, накопленного в мире, каким бы ограниченным он ни был. Мы все хотим, чтобы сложный мир, в котором мы живем, имел смысл. Поэтому мы рассказываем себе истории, чтобы заполнить пробелы, которые, по сути, являются слепыми пятнами.
То, как эти истории влияют на нас в финансовом плане, может одновременно и восхищать, и пугать.
Когда я слеп к тому, как устроен мир, я могу совершенно не понимать, почему фондовый рынок ведет себя так, как он ведет, и это дает мне слишком большую уверенность в том, что я могу знать, что он будет делать дальше. Отчасти прогнозирование фондового рынка и экономики так сложно потому, что вы - единственный человек в мире, который считает, что мир устроен так, как вы. Когда вы принимаете решения по причинам, которые я даже не могу понять, я могу слепо следовать за вами, принимая решение, которое будет правильным для вас и губительным для меня. Именно так, как мы видели в главе 16, образуются "пузыри".
Смириться с тем, что вы многого не знаете, значит смириться с тем, что многое из того, что происходит в мире, не зависит от вас. И с этим бывает трудно смириться.
Подумайте о рыночных прогнозах. Мы очень, очень плохо в них разбираемся. Однажды я подсчитал, что если просто предположить, что рынок каждый год растет в среднем по истории, то точность прогнозов будет выше, чем если следовать среднегодовым прогнозам 20 ведущих рыночных стратегов из крупных банков Уолл-стрит. Наша способность предсказывать рецессии не намного лучше. А поскольку крупные события возникают из ниоткуда, прогнозы могут принести больше вреда, чем пользы, создавая иллюзию предсказуемости в мире, где непредвиденные события управляют большинством исходов. Карл Ричардс пишет: "Риск - это то, что остается после того, как вы подумали, что предусмотрели все".
Люди это знают. Я не встречал ни одного инвестора, который бы искренне считал рыночные прогнозы в целом точными или полезными. Однако спрос на прогнозы по-прежнему огромен - как в СМИ, так и со стороны финансовых консультантов.
Почему?
Психолог Филип Тетлок однажды написал: "Нам необходимо верить, что мы живем в предсказуемом, контролируемом мире, поэтому мы обращаемся к авторитетно звучащим людям, которые обещают удовлетворить эту потребность".
Удовлетворение этой потребности - отличный способ сказать об этом. Желание верить в то, что мы контролируем ситуацию, - это эмоциональный зуд, который нужно почесать, а не аналитическая проблема, которую нужно просчитать и решить. Иллюзия контроля более убедительна, чем реальность неопределенности. Поэтому мы цепляемся за истории о том, что результаты находятся под нашим контролем.
Отчасти это связано с тем, что мы путаем области точности с областями неопределенности.
Два года назад космический аппарат НАСА New Horizons пролетел мимо Плутона. Это путешествие длиной в три миллиарда миль заняло девять с половиной лет. По данным НАСА, пролет занял "примерно на одну минуту меньше,
