бумаге, да забыли про овраги, как говорится.
Надеюсь, что к утру пройдет. Ушиб, как ушиб. Не впервой такое со мной.
Я закрыл глаза и мысленно прикинул, что запасов еды нам хватит примерно на неделю, а если использовать еду экономно, то можно протянуть дней десять. Хуже дело обстояло с водой. Но льда котрый мы притарабанили хватит дней на пять.
Оставалась единственная проблема — топливо. На этих мыслях я заснул.
Перед сном я совсем не чувствовал голода, и было странно, что ночью мне снились царские пиры, званые обеды и длинные столы, заставленные едой.
Всё, как с картинок: осетры, икра, окорока, пироги.
Во сне мне хотелось всего попробовать, но я никак не мог дотянуться до яств.
Я проснулся озябший. Морозный воздух охлаждал ноздри и кончик носа. В балке было холодно и при дыхании изо рта валил пар. Окинув взглядом свою постель я спокойно выдохнул.
Всё оружие было при мне, на месте.
«Часовой» Латкин лежал не соседних нарах и вовсю храпел, укрывшись двумя одеялами и моим плащом-палаткой.
Я встал и огляделся. На часах было что-то около восьми утра.
К моему неудовольствию боль в плече не только не прошла, она еще и усилилась. Я с трудом мог сгибать руку в локте и следом поднимать ее вверх.
Выглянув в окно, я снова не увидел Солнца.
Серые краски земли и неба стали еще темней и глубже, чем вчера. Дул
резкий ветер.
Новый снегопад выбелил холмы. Но грунт все еще был голым, потому что ветер не давал ложиться снежинкам. А значит рано ждать стадо оленей, ездовые собак саней с оленеводами.
Я поискал глазами волков и казалось, что они ушли. Но я знал, что с рассветом они скорее всего немного отступили, прячась за крупными валунами.
Они могут позволить себе ждать. Надо бы разжечь поленья в печи, приготовить завтрак и заварить чай.
Но я решил дождаться пока проснется Латкин. Видно он не сумел справиться с Морфеем и не досидел до утра. В карауле спать всегда хочется. По себе знаю.
* * *
Вспомнил армию в прошлой жизни, где часто спал по четыре часа в сутки. Я любил ходить в караул, сначала разводящим, потом начкаром. В карауле была своя жизнь.
Можно было спокойно общаться с ребятами, читать книги, жарить картошку и пить чай. Главное, что время в карауле шло быстро, быстрее, чем в казарме.
Караульная служба приближала дембель, расставание с этим абсурдным армейским миром и возвращение к нормальной жизни.
И я часто ходил в караул, привык спать по четыре часа, иногда спал больше, все потому что один раз, в самом начале службы после учебки, проспал проверку.
Командир части ходил по постам. Обнаружили меня, спящим. Будить не стали, а забрали автомат.
После командир рявкнул так, что я проснувшись чуть не подскочил.
— Рядовой! Равняйсь! Смирно! Предъявить оружие к осмотру!
Я хвать, а нет оружия… Ищу глазами автомат, который рядом приставил. Что-то не вижу родимого.
А на поясе у меня штык-нож висел по форме. Я руками щупаю место, где он должен находиться, на поясе на шинели — думаю, раз я калаш свой просрал, хоть штык нож предъявлю. И штык-ножа нет… Позор.
Пока я спал забрали у меня и автомат и штык нож. Полное фиаско, братаны, как стали говорить в грядущей жизни.
Командир части, который был фронтовиком, давай меня отчитывать и крича рассказывать, как в сорок пятом в его части вырезали спящий караул, чтобы забрать оружие — ППШ, магазины с патронами и гранаты.
Потом он кричал о том, что в армию понабрали черти кого, что такая молодежь запросто просрет страну, что у них ещё детство в заднице играет.
Один дурак спит на посту в карауле, это он меня имел ввиду, двое других решили боевым оружием в войнушки поиграть. Это уже про ребят через соседний пост.
Их застукали, когда они чтобы не уснуть наставили друг на друга боевые калаши и «и играли в Зарницу» издавая голосом выстрелы. Бдыщь-бдыщь-бдыщь.
Как мне было стыдно перед ним. Кто-бы знал. Лучше бы меня вместе с теми спящими в сорок пятом зарезали, чем стоять виноватым вот так. Хоть и улыбаюсь, но до сих пор не могу без содрогания вспоминать тот случай.
С тех пор я перестал спать, когда положено было бодрствовать и мог навтыкать другим бойцам, если видел, что они спали в карауле.
В армии все просто. Не выспался, не беда. Голова плохо работает от недосыпа? Прекрасно. Зачем ей вообще работать. Это раз.
Чтобы думать? Пусть лошадь думает, у неё голова большая, это два.
* * *
Сейчас мне было о чем подумать. Как растянуть дрова до прихода оленеводов. Вот задача номер один.
Я готов пожертвовать одним или даже двумя патронами, для того чтобы перетащить все дрова снаружи внутрь. Ну или хотя бы большую часть.
Дрова нужны не только для тепла. Дым сигнализировал бы оленеводам, что тут кто-то есть. А значит они непременно пришли бы проверить, что за люди находятся в балке. Можно еще вывесить какую-нибудь тряпку, в виде флага.
Я решил заглянуть в щелочку между дверью и дверным проемом, чтобы рассмотреть происходящее снаружи.
Здесь тоже не было видно волков, но с воздухом прямо на глазах происходила перемена. Он стал белым.
Я прислушался. Это прекратился ветер и с неба повалил мокрый снег большими влажными хлопьями, которые образовывали слипшиеся снежинки.
Сначала они таяли, едва коснувшись земли, но снег валил все гуще и гуще, постепенно застилая землю.
О! Это отлично! Если навалит достаточно снега, то мы сможем видеть следы и расстояние до зверей, что в свою очередь позволит составить план и рассчитать время, необходимое для переноски дров.
Пока у нас не стоит проблема голода и жажды — дрова наша первейшая потребность и задача. Я еще раз мысленно поблагодарил того человека, который оставил нам топливо после себя.
Я пообещал, что если все закончится благополучно, то я не покину балок, до тех пор пока не возмещу сожженное.
Я еще раз припал к щели, пытаясь разглядеть, где прячутся хищники. Я знал, чувствовал, что они там.
Наверно, если бы кто-то находился снаружи на достаточно близком расстоянии от дощатой двери, и столкнулся бы с моим твердым взглядом, то спокойные и расчетливые движения моего глаза, жадно вглядывающегося через просвет в видимую часть вселенной, испугали бы такого путника до чертиков.
Тоже касалось и животных, потому что я увидел,
