– Что за фигня? Я не боюсь, – твердо сказал астроном, стряхивая девиц и направляясь к выходу, на ходу проверив, сколько у него в кармане денег.
Даша стала на дверях, раскинув руки. Через секунду к ней присоединилась Ева.
– Не ходи, – умоляюще сказала Ершова. – Они тебя опять ждут. Там, внизу. Я чувствую!
– Никто не знает, что я здесь, – сказала Василий. – Девушки, отойдите в сторону! Не занимайтесь ерундой.
Со стороны кухни послышался слабый стон.
– Мы пойдем сами! Вдвоем! – сказала Ершова. – А ты вызови Валентине Петровне «Скорую».
– Ага, мы-то точно никому не нужны, – поддакнула Гусева. – Не на нас же охотятся.
Не дожидаясь ответа, Ева быстро отодвинула в сторону засов, девушки кубарем выкатились на лестничную площадку и побежали вниз по лестнице.
– Ты не знаешь, где тут ближайшая аптека? – спросила на бегу Дарья Еву.
– Сейчас спросим, – ответила Ершова.
Девушки хлопнули дверью подъезда и выбежали на улицу. Перед подъездом на дороге стояла грязная «копейка», рядом с ней курил высокий мужчина в шляпе. Что-то екнуло в груди у Евы. Даша остановилась и посмотрела направо и налево. Двор был совершенно пуст.
– Пойдем, – дернула Дарью за рукав Ершова. – Что-то мне это не нравится.
Гусева крепко вцепилась Еве в рукав.
– Они что, уже здесь? – прошептала она.
Высокий худой мужчина смотрел на них в упор из-под шляпы. Перед его змеиным взглядом девушки начали отступать назад.
– Нитроглицерин, – негромко сказала Даша, пятясь. – Если Валентина Петровна умрет, мы будем виноваты.
– Нам нужно выбраться на людное место, – сказала Ершова.
Они быстро повернулись и пошли вдоль дома. Высокий, хромая, двинулся за девушками. Машина с наглухо тонированными стеклами завелась и неспешно поехала. Даша не выдержала и побежала. Несмотря на лишний вес, бегала она прекрасно.
«Хорошая камерунская наследственность», – подумала Ева, пытаясь не отстать от припустившей по тротуару невесты Юдина.
– Зачем мы им? – спросила она на бегу.
Автомобиль ускорил ход. Девушки завернули за угол и тут поняли, что совершили большую ошибку. Они стояли у торца дома в глухом дворе около мусорки, со всех сторон окруженной деревьями. Если у подъезда их хотя бы было видно из окон, то сейчас девушки оказались вдали от людских глаз.
– Быстрее! – крикнула Даша, взбегая на кучу вонючего мусора.
Ева побежала было за ней, но по колено провалилась в гнилую капусту, картофельные очистки, объеденные кукурузные початки, пустые пакеты из-под сока и молока, шоколадные обертки и сигаретные пачки.
– Давай! – крикнула Гусева, таща Ершову вверх.
Ева попыталась вылезти из груды мусора, упала и тут же снова вскочила. На ее джинсах осталось грязное жирное пятно от майонеза. Высокий преследователь приближался. Машина остановилась, из нее выбежали еще трое мужчин в шляпах. Ева наконец вскарабкалась на кучу. Даша наклонилась и подняла из-под ног треснувшую тарелку.
– Беги, – сказала она, – предупреди Васю. Я их задержу!
– Не глупи, – прошипела Ершова.
Дарья метнула тарелку. Она сделала великолепный вираж и врезалась прямо в тулью шляпы. А Гусева тем временем вытащила из кучи стеклянную пивную бутылку.
Бах! Зеленая бутылка, как торпеда, впечаталась лысому в колено. Тот охнул и присел. А Даша уже вооружилась сломанным торшером на стальной подставочке. Она взвесила убойный инструмент в пухлой руке, а потом метнула его в картавого. Тот попытался увернуться, но получил удар в солнечное сплетение и покатился по земле.
– Беги, – повторила Даша Еве. – Минут пять у тебя есть. Ты успеешь!
– А потом, потом-то что? – спросила Ершова. – После того, как они тебя все-таки схватят?
В следующую секунду Ева сделала два кувырка через голову, вытащила пистолет и прицельным выстрелом попала длинному в колено. Тот охнул и с мучительной гримасой присел, шлепнувшись задницей прямо на драный диван с торчавшими пружинами, который кто-то вынес на помойку.
– Глупые курицы! – прошипел главарь, одновременно держась за ногу и потирая голову, в которую попала тарелкой Даша.
Его шляпа перекосилась, закрыв один глаз. Ева вскочила и повернулась, вскидывая руку для следующего выстрела, но услышала сзади хрип. Ершова повернулась. Лысый, подобравшийся к ним с тыла, стоял за спиной Дарьи, сжимая ее горло.
Ершова прицелилась. Лысый заулыбался.
– Стреляй, – сказал он.
Мужчина сжал горло Даши посильнее. Ева растерялась. Пистолет задрожал в ее руке.
– Давай сюда свою пукалку, – послышался грубый голос картавого.
Ершова колебалась. Под ее ногами отвратительно пружинил мусор. В тупике было тихо. Лысый сжал горло Гусевой еще сильнее. Дашино лицо посинело.
– Не надо, – сказала Ершова. – Я сдаюсь.
Картавый вырвал из рук Евы пистолет.
– А теперь – в машину, – сказал он.
– Вы мне еще за колено заплатите! – зло прохрипел длинный.
Девушек быстро затолкали в грязный автомобиль. Высокий мужчина снял шляпу и скользнул по сжавшимся девушкам яростным взглядом.
– Звоните Васе, – сказал он. – И пусть Вася наконец сдастся! Он нам доставил уже так много хлопот, что я жду не дождусь, когда все это наконец закончится и я смогу плюнуть на его труп.
– Ни за что не позвоним! – твердо сказала Даша.
– Ну, тогда мы ему сами наберем, – легко согласился главарь. – И он обязательно придет. Правда же?
Толстяк вытащил из нагрудного кармана телефон и набрал номер Юдина.
Пожилая акушерка с добрым морщинистым лицом долго думала, глядя на имя, фамилию и дату, написанные на листке.
– Александр Громов, – прочитала она вслух. – Восемнадцатое июля…
Рязанцев и Чабрецов терпеливо ждали. Акушерка думала. На ее виске пульсировала жилка. Глаза у медика были светлые, водянистые, слегка покрасневшие. Ей было уже за семьдесят. В кабинете Рязанцева сгущался сумрак, вечерело. Полковник протянул руку и щелкнул выключателем настольной лампы. Желтый свет осветил руки женщины.
– Она отказалась от ребенка, да? – еще раз уточнила акушерка.
– Да, – подтвердил Чабрецов. – Отказалась.
Женщина приложила руку ко лбу и закрыла глаза.
– Конечно, я помню, – сказала акушерка спустя несколько минут. – В советские времена отказ от ребенка был большим ЧП. Да, я помню эту женщину. Она была красивой крупной брюнеткой. Как ее звали, простите, не могу сказать. У этой женщины родился совершенно здоровый мальчик, но она написала отказ. Я точно помню, как эта мадам громко говорила: «Ничего, я рожу себе другого».
