«Я не буду спать, только немного отдохну», – подумал Денис.
Тело его наливалось тяжестью.
Время от времени полковник с шелестом переворачивал страницу.
– Как там была его фамилия? Громов? – уточнил Владимир Евгеньевич. – А имя – Александр?
– Угу, – ответил Чабрецов, с трудом восстанавливая вертикальное положение. – Родился он, судя по свидетельству о рождении, восемнадцатого июля тысяча девятьсот семьдесят пятого года.
– Интересно, – сказал Рязанцев, переводя палец со строчки на строчку, – почему мать его оставила? Юдин же вырос совершенно здоровым и привлекательным мужчиной. И, скорее всего, он был хорошеньким и здоровеньким младенцем. То есть его мать не была, видимо, ни алкоголичкой, ни наркоманкой, а напротив – вела вполне здоровый образ жизни.
– Может, соплюха какая-то юная? – предположил Денис. – Родила совсем молодой, а денег нет, и жилья нет, и учиться надо. А может, еще и родители против были. Выгнали ее… Встречаются еще такие ретрограды. Помнишь, украинский поэт Шевченко написал такую поэму? «Катерина» называется. Я, помню, в школе рыдал, читая эти стихи.
Рязанцев попытался представить себе рыдающего Дениса – и не смог, а потому продолжил читать записи. Он изучил страницу до конца и отрицательно покачал головой.
– Нету, – сказал он. – Может, дальше? Хотя вряд ли, записи за тысяча девятьсот семьдесят пятый год идут по порядку. Июль как раз посредине. Восемнадцатого в этом роддоме родилось одиннадцать детей: семь мальчиков, четыре девочки. Ни у кого нет фамилии Громов.
– Это ни о чем не говорит, – сказал Денис. – Громовым его могли назвать уже в роддоме. Так сказать, с потолка взяли фамилию, придумали просто.
Рязанцев нахмурился и потер ладонью лоб.
– Все равно, надо проверить все источники, – сказал он, откладывая в сторону одну книгу и взяв другую.
Чабрецов тоже подвинул к себе потрепанную толстую книжку с желтой неровной бумагой внутри. Он листал и листал, борясь со сном, потом вдруг остановился.
– Что-то я не пойму, – сказал он. – Что, у них с десятого по двадцать первое июля никто в роддоме не появлялся на свет? Может, на профилактику было закрыто?
Полковник посмотрел.
– Тут нарушена нумерация, – сказал он.
– В смысле? – не понял Денис.
– Страницы нету, – пояснил полковник. – Ее вырвали.
Чабрецов присмотрелся. Между раскрытых страниц, рядом с клеевой основой, виднелась тонкая полоска оторванной бумаги.
– Отрывали аккуратно, – сказал Рязанцев. – Или бритвой резали?
– Скорее рвали, – решил Денис, – я сейчас позвоню нашим криминалистам, может, они хоть что-то выяснят.
Он начал набирать номер Жанны.
– Нам надо изъять весь архив из этого роддома и опросить персонал, работавший в те годы, – сказал полковник. – Это большая работа, и делать ее нужно быстро. Другого выхода у нас нет. Пустая папка и вырванная страница – это больше чем совпадение. Именно в личности Васи кроется основная причина того, что на него идет охота! Мы шли по неправильному пути.
– Хорошо, – сказал Денис, закончив разговор с Жанной, – пусть причина в том, что его когда-то усыновили, а не в том, что он – такой гениальный ученый. Но почему, почему за ним охотятся?! Почему при этом Васю берегут и стараются не нанести ему особых повреждений? И почему информацию о его настоящих родителях тщательно скрывают?
Рязанцев встал и зашагал туда и обратно по кабинету.
– Возможно, кто-то в НИИ является на самом деле его родственником, – сказал он наконец.
– И что? – пожал плечами Чабрецов. – Если ты хочешь сказать, что проблема все-таки в наследстве, которые оставили настоящие родители Васи, то это неправильная мысль. Наш астроном не знает, кто его родители. Его мать тоже не знает. Она никогда не говорила Юдину, что он – усыновленный ребенок. Вася ни на что не претендовал, он спокойно работал в НИИ, разрабатывал в отделе прибор и был вполне доволен жизнью. Но тут на него началась охота. Почему?! Я не понимаю!
– Ну, – вздохнул Рязанцев, – может быть, в завещании почившего магната было написано – «все оставляю своему сыну, когда-то оставленному в роддоме. Найдите его и все ему отдайте».
– И что, они после этого стали его искать? – пожал плечами Чабрецов. – Не смеши меня, Володя.
– Ладно, – махнул рукой полковник, – давай изымать все документы из этого роддома и опрашивать людей. А выводы сделаем потом.
В дверь постучались. Зашла Жанна в сопровождении биолога и химика. Одетая в шелковый брючный костюм, она выглядела особенно восхитительно.
– Пойду сделаю чайку, – сказала Ева и вышла.
Дверь скрипнула, когда Ершова покинула комнату, предоставленную им Валентиной Петровной. В большой квартире было тепло и уютно. Мягкий ковер заглушал звук шагов. Ева шла к кухне, когда услышала приглушенные рыдания.
– Нет, нет, я не верю, – сдавленно говорила Валентина Петровна. – Врач же сказал, что все будет хорошо!
Далее было неразборчиво. Томимая такими предчувствиями, Ева подошла к дверям кухни и остановилась. Валентина Петровна плакала, сидя в кресле и закрыв лицо руками. Из лежавшего на столе телефона неслись короткие гудки.
«Неужели Степан умер? – в ужасе подумала Ева. – Он был болен, а крысиный яд, который здоровый организм мог бы перенести без особых проблем, его убил. Знал ли отравитель об этом? Или действовал наугад? И кто он, этот преступник?»
Касьянова продолжала плакать. Ершова толкнула приоткрытую дверь и вошла в кухню.
– Валентина Петровна, – позвала она, – что случилось? Степан… жив?
Женщина всхлипнула, потом подняла голову.
– Жив, – сказала она, с трудом выталкивая из себя слова, – но он плох, очень плох…
Ева с трудом перевела дух.
– Не плачьте, – попросила девушка, – все будет хорошо.
– Меня к нему не пускают, – растерянно объяснила Касьянова. – Говорят, я только мешаю. Но у Степана хороший врач, я верю, он поможет.
И Валентина Петровна опять залилась слезами. Внезапно ее дыхание стало прерывистым. Женщина покачнулась и начала валиться на бок.
– Там… Нитроглицерин, – прошептала она, показывая на шкафчик.
– Даша! – закричала Ева, осторожно опуская женщину на пол.
Через пару секунд на кухню вбежал Вася. За ним торопливо вошла Даша. Увидев распростертое на полу тело и судорожно рывшуюся в аптечке Еву, они все поняли.
– Нитроглицерин, нитроглицерин, где же он? – бормотала Ершова.
– Сейчас я принесу, – сказал Вася, бросившись к двери.
Валентина Петровна хрипела. Из ее рта потекла пена.
– Нет! – в один голос закричали девушки, хватая Юдина за руки. – Не выходи!
