горизонт. Солнца или луны он не видел — просто не думал, не вспоминал о них, и они не появлялись.
Ему нравилось слушать рёв двигателя, шум покрышек по песку. То, как горячий ветер бьёт в лицо, шевелит волосы, как мелкие песчинки забиваются под одежду и натирают кожу. Это давало ощущение бытия. Придавало существованию хоть какой-то смысл.
Временами он развлекал себя мыслями о том, что в любой момент может остановиться, повернуть назад, найти то, что поможет ему вспомнить. Но в глубине души понимал, что не сделает этого.
То, что гнало его вперед, было сильнее.
Но однажды утром, проснувшись, он понял: что-то изменилось.
Огонь. Полузнакомое слово всплыло из глубин подсознания. От него исходили знакомые эмоции: опасность, страх — и в то же время: тепло, уют, защита…
В ямке, выкопанной в песке, горел костёр. Пламя было чадящим — чёрный удушливый дым уходил в небо неровным столбом. Топливом служили полиуретановые покрышки — обернувшись, он увидел облысевший байк. Блестящие металлические обода скалились голыми спицами.
Напротив, через костёр, сидел человек. Тёмная фигура, закутанная в бесформенное одеяло, ноги сложены по-турецки, в одной руке — раскрашенная под камуфляж армейская фляжка, в другой — сигарета.
Он молча сел, бросил угрюмый взгляд на фигуру и вытащил собственное питьё — пластиковую бутылку с теплой, чуть солоноватой водой.
— Привет, аллигатор, — сказала тёмная фигура и приложилась к фляжке.
Память рухнула на Мирона, как небоскрёб. Белое, увешанное колечками лицо Мелеты, полёт в вингсъюте сквозь московскую метель, тёмный туннель между морскими контейнерами, зрачок винтовки, направленный ему в лоб, холодный ящик конструкта, прижимающегося к животу, белые, как пух одуванчика, волосы профессора, меч, вырастающий прямо из нежной девичьей руки…
— Решил наконец-то научиться пить? — спросил он и закашлялся.
Брат неторопливо отхлебнул еще раз, в воздухе, смешиваясь с удушливым дымом горящей резины, поплыл запах виски.
— Ну, цирроз печени мне теперь не грозит.
— Что тебе нужно?
— Хочу вернуть тебя домой, братишка.
— Я об этом не просил.
— Понимаю, — Платон оглядел чёрную, без единого ориентира равнину. — Уютно тут у тебя.
— Я не хочу возвращаться, — отрезал Мирон.
— Дело не в том, чего хочешь ты.
— Всё, как всегда, да? — он оскалился. Достал из кармана потрёпанной куртки мятую пачку — осталось всего две сигареты — вытащил одну зубами, откинул с характерным щелчком крышку бензиновой зажигалки, прикурил, выпустил дым… — На мои желания всем насрать.
Обычного удовлетворения это не принесло. На языке осел привкус гари от покрышек, лёгкие болели от удушливого дыма.
Бросив сигарету в песок, Мирон посмотрел на брата. Сквозь чад костра он видел лишь чёрный оплывший силуэт. Контуры были только намечены: кочан головы плавно переходит в покатые плечи, ног не видно. Фигура словно вырастала из песка.
— Если тебе будет легче, у тебя сейчас нет желаний, — откликнулся Платон. Сигара и фляжка с виски куда-то делись. — У тебя нет мыслей, чувств, потребностей… Ты заблудился в странном аттракторе своего собственного подсознания.
— Но… я нормально себя чувствую, — возразил Мирон. — Просто взял передышку. Делаю что хочу, отдыхаю…
— Ты в курсе, что находишься в Плюсе?
Он огляделся. Прислушался к себе. Сквозь джинсы в задницу впивались твёрдые и холодные камешки, тепло от костра грело правую щеку, лёгкие щипало от удушливого дыма… В животе немного бурчало, а мочевой пузырь был переполнен.
— Мы дрались, — ответил он. — А когда победили, я сел на байк и поехал, куда глаза глядят. Я больше не мог смотреть на трупы.
— Они были ненастоящими. Это были всего лишь атаки ботов в киберпространстве. И кстати: мы не победили.
— Что?
— Нам удалось поставить временную защиту. Но рано или поздно её пробьют и Технозон вновь окажется в опасности.
— Я думал, что защищал тебя.
— Так оно и было, — кивнул Платон. — И кстати: прими мою благодарность.
— Обращайся.
— Хорошо. Мне нужна твоя помощь.
— Что?
— Мне нужна твоя помощь.
— Нет, я расслышал. Просто… Опять? Разве тебе мало?
— Выиграв одно сражение, не выиграешь войну.
— И в чём твоя война, брат? Хочешь стать властелином мира? Поработить Плюс?
— Всего лишь защитить Технозон.
— Но… на хрена? У тебя что, нежданно прорезалось чувство лояльности к работодателю?
— Нирвана.
— А причём здесь она?
— Как только фаерволы Технозон рухнут, они разорвут Нирвану на куски. Миллионы людей могут пострадать. Попадут в ловушку аттрактора, так же, как и ты. И поверь мне: пустыня — это еще не самое страшное. В душе каждого человека гнездятся свои демоны…
— Я не в ловушке.
— Ты уверен? Можешь отсюда выбраться?
Мирон смутился. Мысли о том, что он делает здесь, на этой равнине, приходили в голову. Иногда. Но он упорно их игнорировал.
— Я… не хочу. Мне и здесь хорошо.
— Ну, тогда тебе остаётся только ждать смерти, пока мир у тебя за спиной будет медленно сползать в пропасть.
Мирон понимал, что брат пытается воззвать к его чувству ответственности. И похоже, это ему удавалось.
— Ты сказал «они» будут рвать нирвану на куски, — мысли ворочались неохотно, будто залитые вязким холодным сиропом. — Ты знаешь, кто это? Кто за всем этим стоит?
— Да.
В груди родилось какое-то новое чувство. Такое распирающее. Будто стоит сделать еще один вдох, и грудная клетка не выдержит. На плечи рухнул очередной пласт памяти.
Быстрая смена образов: лицо отца. Бледное, с запавшими глазами. Гроб обтянут чёрной материей, но крышка изнутри — белая, отливает нежным шелком. Мать: зажатая под мышкой неизменная бутылка мартини завёрнута в шарф, жесткие, будто железные кудряшки подрагивают вокруг лица. Старый, но такой уютный и любимый дом скрывается за пеленой дождя. Узкий тёмный подъезд с вечным запахом кошек, под ногами лопаются упаковки использованных дермов…
По спине, от крестца к плечам, побежали колючие мурашки, в руках появился неистовый зуд.
— И… Кто же?
— Амели Карамазова.
Мирон несколько секунд молча моргал. Торжество, радость от близости разгадки сменилась разочарованием.
— Да ну на фиг, — только и смог выдавить он. — Ты уверен?
— Линии сходятся к ней.
Он вспомнил бледное лицо с острыми скулами, длинные кошачьи глаза, чуть безумную улыбку… Дёрганая походка, кожаная юбка, короткая курточка из сумасшедше-оранжевого меха. И белесые пятнышки от множества дермов в сгибах локтей. Она — стоит за всем? Командует якудза, отправляет на смерть сотни людей, нанимает хакеров, ворочает миллионами…
— Обоснуй, — одними губами попросил Мирон и поднялся. Сидеть больше не было сил.
— Ты знал, что её мать — урожденная Кеншин? Из тех самых Кеншин, что вместе с Токугава штурмовали замок императора в Киото? После реставрации старым самурайским кланам пришлось нелегко. Многих просто уничтожили, других разорили… Но клан Кеншин, один из самых старых, самых могущественных — уцелел. Насмешка судьбы: Амели — наследница по обеим линиям. По мужской — Карамазова, мультимиллионера, которому принадлежит четверть земной экономики. По женской — старинного клана Кеншин. Её японское имя — Кеншин Орэн. На деньги клана она создала компанию Хиномару. Ты должен догадаться, что для японцев означает это название.
— Так назывался государственный флаг, — кивнул Мирон. — Пока не произошло слияние с Россией, это был символ Японии.
— Именно. Неужели ты думаешь, что якудза — люди, чтящие традиции и слишком хорошо помнящие, что еще не так давно были самураями — не поддержат наследницу самого древнего и уважаемого рода?
— Она — олицетворение старой Японии? В голове не укладывается, — пожал плечами Мирон. — Избалованная, развращенная, подверженная всем доступным и недоступным порокам…
— Или — очень хорошая актриса, которая под прикрытием своих… развлечений путешествует по всему миру и тайно встречается с теми, кому не нравится существующий строй. Дружба между Россией и Японией.
— Если рухнет Нирвана, если пострадают люди, — вслух подумал Мирон. — В остальном мире опять завоют о превышении полномочий. О том, что Россию пора расформировывать, как это случилось с другими странами.
— И мир полностью захватят корпорации, — закончил Платон.
— А корпорациям всегда было плевать на людей, — выдохнул Мирон.
Он честно прислушался к себе: а что по этому поводу чувствует он сам? Как он относится к грядущему новому миропорядку? Чем он будет отличаться от того, что уже существует?
— Помнишь Полный Ноль? —
