твердость. Чертова развратность, которую я ожидала бы увидеть повсюду, если бы его черты были видны.
Он голый. По крайней мере, выше пояса.
Я не знаю, почему я протягиваю руку к его лицу. Не знаю, почему я хочу прикоснуться к нему, почувствовать его. Может быть, чтобы убедиться, что это не очередной мой жестокий кошмар, или чтобы убедиться, что он действительно жив.
Раньше у меня никогда не было возможности лично проверить.
Он отстраняется, прежде чем моя кожа соприкасается с его, и я вздрагиваю, моя рука безвольно падает.
Правильно. Мы не в том положении, чтобы я могла к нему прикасаться. Не после того, как безобразно все закончилось.
Другой рукой он тянет за лямку моего платья, и я задыхаюсь от звука рвущейся ткани.
Мои инстинкты возвращаются, и внутри меня пульсирует рев энергии. Решение сопротивляться приходит ко мне за долю секунды.
Я брыкаюсь, царапаюсь и стараюсь нанести как можно больше урона.
Адреналин заставляет меня чувствовать себя сильнее, но какой бы непобедимой я себя ни считала, я не в состоянии сдвинуть его с места, не говоря уже о том, чтобы отодрать его от себя.
Во всяком случае, с каждым моим движением и пинком он все больше рвет платье, пока оно не падает с меня и не растекается вокруг моих ног. Холодный воздух окутывает меня коконом и вызывает мурашки на коже, но я не останавливаюсь.
Я поднимаю ногу, чтобы ударить, но спотыкаюсь. Себастьян крепче сжимает мое горло, снова прижимая меня к стене.
— А-а-а! — кричу я от боли.
Он использует этот шанс, чтобы порвать бретельки, удерживающие мой лифчик, и стягивает его вниз по моим трясущимся рукам.
Я выгибаюсь дугой у стены, но он хватает одну грудь грубой рукой и щиплет мой ноющий сосок, затем выворачивает его в противоположную сторону. Мои зубы впиваются в подушечку нижней губы, но я не могу подавить всхлип.
Его рот находит другой сосок, и он сосет, а затем кусает, пока я не начинаю кричать. Мои нервные окончания набухают, посылая сигналы во всех направлениях.
Он делает это снова, скручивая и посасывая, давая мне безопасное облегчение, а затем прикусывает сильнее, чем в первый раз. Его щипки становятся все более сильными и неконтролируемыми, пока все линии не расплываются. Боль слишком похожа на удовольствие. Неправильно, но слишком близко к правильному.
— А-а-а… о, Боже…
— Никто не спасет тебя, моя шлюха. Даже он, — за мужественными нотками его голоса скрывается такой глубокий садизм, что это потрясает меня до глубины души.
Он снова прикусывает тугой сосок, и я клянусь, у него пойдет кровь.
— Господи… — я хнычу.
— Он тоже не будет заниматься спасением, — он отпускает сосок, и звук, издаваемый его влажным ртом, заставляет мои пальцы ног сжиматься. — Молиться — это последнее, что тебе следует делать, моя шлюха. Давай, сразись со мной так, как тебе хочется.
Я так и делаю.
Не только потому, что он мне так сказал, но и потому, что чем сильнее я бью, тем жестче он становится. Чем больше я цепляюсь и извиваюсь, тем ближе я к нему.
Но мы оба знаем, что я никогда не смогу одолеть его или обратить его силу против него. Я не сомневаюсь, что он подавит мой бунт за секунду, если захочет, что он использует только минимум своих сил, чтобы подчинить меня.
Мысль о том, как легко он мог бы одолеть меня, вызывает во мне мириады извращенных эмоций.
— Борись больше, бей меня сильнее, вцепляйся глубже. Чем больше ты будешь меня бить, тем грубее я буду брать твою пизду, моя маленькая грязная шлюшка.
Я выкладываюсь по полной, его слова наполняют меня чуждым чувством энергии. Прошло так много времени с тех пор, как я чувствовала необходимость бороться, как будто от этого зависела моя жизнь.
Себастьян за горло отрывает меня от стены и толкает вперед. Я визжу, когда с глухим стуком приземляюсь на твердую землю.
Я пытаюсь отползти, но он хватает меня за лодыжку и тащит обратно. Мои ноющие соски напрягаются, когда трутся об пол. Я впиваюсь ногтями во что-то похожее на дерево, но мне не удается вырваться, и мне удается лишь сломать несколько. Сколько бы я ни сражалась, мне не сравниться с его дикой силой.
Это отличается от того, что было раньше. Тогда он чувствовал себя эмоционально ближе, как будто мог остановиться в любую секунду. Но теперь он настоящий монстр без кнопки Выключения.
За исключением, может быть, стоп-слова.
Но не это пульсирует в моей голове с нарастающей скоростью. На данный момент все, что я хочу, это он.
Просто больше его.
Этого.
Нас.
Или то, что осталось от нас.
— Куда, по-твоему, ты идешь? Он сдергивает мои трусики, несмотря на то, что я дергаюсь. Затем его грудь накрывает мою гладкую спину.
Твердые бугры его мышц тоже влажны от пота. Мы оба тяжело дышим, мое дыхание более прерывистое, чем его.
Я растянулась на земле, совершенно голая, придавленная весом Себастьяна. Я пытаюсь выскользнуть из-под него, но он прижимает мое лицо к дереву, безжалостно схватив меня сзади за шею. Его вес ослабевает, и он кладет руку мне на живот, затем толкает меня вверх, так что я стою на дрожащих локтях, моя щека все еще прижата к земле.
Он всегда обращался со мной непримиримо и без задней мысли, никогда не обращался со мной как с кем-то хрупким и уязвимым.
Он обращался со мной как мужчина, который берет женщину, прекрасно зная, что она этого хочет.
Это не изменилось даже по прошествии семи лет. На самом деле, он стал еще более непримиримым в своих заявлениях. Будь прокляты обстоятельства.
Что-то твердое упирается мне в задницу, и я замираю, мое сердце колотится.
Я никогда не думала, что когда-нибудь снова почувствую его желание.
Знать, что он хочет меня так же отчаянно, как я хочу его.
Даже если он сначала захочет наказать меня за это.
Себастьян хватает меня за волосы и ставит на колени. Я вскрикиваю, когда боль взрывается у корней моего черепа.
Его темный силуэт появляется передо мной, когда он сжимает твердый член одной рукой, а другой крепче сжимает мои волосы.
Мои зрачки, должно быть, расширяются от того, как сильно мои нуждающиеся глаза пытаются впитать в себя как можно больше его.
Себастьян шлепает меня по губам своим членом, вырывая из меня странный сдавленный звук.
— Открой этот чертов рот.
Мои губы приоткрываются, и мой язык неуверенно высовывается наружу. Он толкается