пытаюсь исправить, – отвечаю я. – Но не могу сделать это отсюда.
Девчонка все еще не двигается с места, и я начинаю задаваться вопросом, не повезло ли бы мне больше, если бы к двери подошла Блу. Но затем, как раз в тот момент, когда я начинаю сомневаться, Скарлетт открывает замок на бронированной двери и позволяет мне войти в дом.
– Тебе придется подождать. Она в душе, но я дам ей знать, что ты здесь.
– Нет! – быстро выпаливаю я. – То есть, ты можешь сказать, что кто-то пришел, но не говори кто. Пожалуйста.
Мне не нужно, чтобы Саутсайд, эта чертова злюка, услышала мое имя и вылезла в окно ванной еще до того, как я успею вставить хоть слово.
Скарлетт смотрит на меня несколько секунд, а затем исчезает за углом. Вскоре после этого я слышу, как она колотит в дверь, а затем кричит, мол, у тебя гости.
В квартире тихо, запах чистящего средства с ароматом сосны, похоже, исходит от темного пятна на ковре. Кто-то жестко поработал над тем, чтобы убрать последствия загула. Я предполагаю, что папаша Саутсайд здесь, но он пока не дал о себе знать. Не то чтобы я жалуюсь.
Нервы у меня на пределе, поэтому я даже не сажусь. Вместо этого расхаживаю взад-вперед, разглядывая семейные фотографии. Некоторые прибиты к стенам, другие стоят на старом комоде и столе. Я останавливаюсь у одного из снимков беззубой Саутсайд, улыбающейся в камеру. Она улыбается, да, но она далека от счастья. Даже тогда она, кажется, несла на своих плечах тяжесть всего мира. Как это возможно, я понятия не имею.
Двигаясь дальше, я перехожу к другой фотографии, к той, на которой Блу уже немного подросла. Кто-то запечатлел, как она заплетает волосы Скарлетт, выглядя такой же преданной сестре, как и сейчас. У этих двоих потрясающая связь, почти такая же, какую я разделяю с братьями. Я думал, что мы близки, но сестры Райли подняли планку на совершенно новый уровень.
Я перевожу взгляд на следующую фотографию и замечаю женщину, которая так похожа на Саутсайд, что поначалу это сбивает с толку. Она обнимает троих детей, и это единственная фотография, на которой я вижу неподдельное счастье. Улыбки не выглядят вымученными или временными, хотя я не понаслышке знаю, что они недолговечны. Тем не менее мне кажется, что это один из тех моментов, за которые держится Саутсайд, момент связи – воспоминание, которое не дает утонуть, когда жизнь превращается в шторм.
Некоторые семьи шторм настигает чаще, чем другие.
– Ты же знаешь, Скарлетт, что лучше не впускать людей в дом так поздно! – доносятся из коридора вопли Саутсайд. – О чем ты вообще думаешь? Это…
Ее слова обрываются, когда я поворачиваюсь и смотрю на нее, одновременно приводящую меня в бешенство и заставляющую трепетать мое гребаное сердце. Я замечаю ее ошарашенное лицо и четко осознаю, что для Саутсайд настал тот самый момент – бей или беги, и все естество говорит ей уносить ноги.
Ее ноги со скоростью света проносятся по ковру, из гостиной к коридору. Однако я быстрее, поэтому она чертовски удивляется, когда мне удается обхватить ее одной рукой за талию, обернутую полотенцем, и оторвать от пола. С ее губ срывается пронзительный визг, когда я перекидываю ее через плечо в стиле пещерного человека, в процессе хватая за голую задницу.
Едва ли я возражаю против этой части.
Она ни в коем случае не типичная девица, попавшая в беду. Она не зовет на помощь. Вместо этого она ругается, как разъяренный матрос, и царапает мою гребаную спину, точно бешеная кошка, а не колотит по ней, как это сделало бы большинство девушек. Я замечаю ее комнату – ту, с мерцающими лампочками, свисающими с потолка, – и врываюсь на всех парах, грубо швыряю Саутсайд на кровать и запираю за собой дверь.
Полотенце, которым она до этого прикрывалась, развернулось и упало на пол во время борьбы. И когда Саутсайд встает, чтобы схватить его, я не могу отвести от нее глаз.
– Ты… задница! – кричит она, вновь закрепляя голубую махровую ткань на груди.
Раздается сильный стук в дверь.
– Мне позвонить в полицию?! – громко объявляет с другой стороны двери Скарлетт.
– Не надо! – одновременно орем мы с Саутсайд, заставляя ее сестру замолчать.
Пока я жду, каким будет следующий шаг Саутсайд, получаю такой смертоносный взгляд, какого не видел никогда в жизни. Эта зараза заставляет меня взмолиться быстрее, чем я делаю новый вдох, в надежде, что она снова не взбесится.
– Просто… иди в свою комнату, Скар, – в конце концов уступает Саутсайд, дыша так, словно только что пробежала стометровку.
Теперь ее тело прикрыто, влажные волосы покоятся на плечах. Не буду врать – осознание того, что она голая под этим полотенцем, меня отвлекает. Если честно, не думаю, что она когда-либо выглядела сексуальнее, чем сейчас, вот почему я почти забываю, зачем сюда пришел. И только когда вижу в углу комнаты ту чертову розовую биту для софтбола, память услужливо подсказывает причину.
– Поздновато для принятия душа, м-м? Наверное, ты изрядно попотела, пока портила мою машину, – огрызаюсь я.
Она упирает оба кулака в бока, явно готовясь к драке.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь.
– Да уж, держу пари.
Я на секунду отвожу от нее взгляд, чтобы поднять биту, и когда снова выпрямляюсь, Блу замахивается на меня кулаком. Да, она промахивается, но я все еще в шоке, что она только что пыталась ударить меня.
– Что, черт возьми, с тобой не так?
– Ты! – кричит она. – Ты – это то, что, черт возьми, со мной не так!
Она туже затягивает полотенце вокруг груди, и я вижу, что ее руки все еще сжаты в кулаки. На этот раз, когда она замахивается, я готов к этому и ухитряюсь удержать ее, крепко прижимая к себе, что она ненавидит.
Я никогда не видел ее такой – дикой, разъяренной, переполненной эмоциями.
– Отпусти меня, Уэст. Богом клянусь, – ворчит Блу, пытаясь вырваться. Ее глаза горят, она борется с непролитыми слезами. Ее лицо раскраснелось. Все это заставляет меня меньше думать о ее гневе, а больше о том, что его вызвало.
Она увидела меня с Паркер. И неправильно истолковала всю эту встречу.
– Я знаю, что, по-твоему, я сделал, – говорю я. Но, клянусь, слова влетают в одно ухо и вылетают из другого.
Все потому, что она устала. Устала от того, что с ней обращаются как с ребенком. Что говорят только часть правды. Что
