усталый вид, – объяснил он, зевая.
Нил не спал всю ночь, но, несмотря на это, вполне себе энергично собрался в дорогу, удобно устроив в перевязи на поясе золотой и серебряный шары. Этим утром они оживлённо жужжали и мурлыкали, испуская тёплое красное сияние и аромат свежестиранной ткани и мёда.
– Они счастливы вместе, – сказала я.
– Творите шары, наживайте добра, шары из золота и серебра, – пропел Туни.
– Туни, – остановила я друга, – творить ещё рановато.
– Мой круглый шарик, ты такой круглый, какое счастье, ты золотисто-смуглый! – продолжал распевать Туни, не слушая меня.
– Хм-м… думаю, бабуле понравится бульончик из птицы-туни, – буркнул Нил.
Туни сразу замолчал.
– Вперёд!
Мы долго шли – словно по помойке. Повсюду валялись сломанные йо-йо, недоеденные бутерброды с арахисовым маслом, изредка – жутковатые черепа, а также огромное количество старых вонючих носков, причём все были непарные. И ни единой живой души.
– Здешние обитатели ведут в основном ночной образ жизни, – пояснил Нил.
– Как и змеи, – согласилась я.
Нил слабо улыбнулся. Он понял, что я имела в виду – мои родственнички не менее ужасны, чем его.
Мы направлялись к глубокому ущелью между двумя отвесными скалами. Подойдя совсем близко, я почувствовала, как по коже побежали мурашки – воздух сотрясал оглушительный рокот. Непонятно было, доносится он из ущелья или ещё откуда-то, но больше всего это напоминало храп гигантского зверя.
– Почти пришли. – Нил остановился и придирчиво оглядел меня. – Хорошо, что на тебе моя куртка. – И, к моему великому изумлению, посадил мне на голову Тунтуни.
– Это что за гениальная идея? – поинтересовалась я.
Тунтуни удивлённо чирикнул.
– Я, конечно, не против, чтобы бабушка сварила из него бульончик, но всё же неплохо бы довезти его до дома целеньким. Поэтому лучше его спрятать.
Нил достал из кармана длинный широкий кусок ткани и обмотал вокруг моей головы, полностью закрыв и Туни, и волосы. Получился большой тюрбан, из-под которого глухо донёсся писк:
– Какая птица не боится ходить в гости к раккошам? – и, не дожидаясь нашего ответа, ответил сам: – Ракша!
– Спокойнее, Туни. Все будет хорошо. – Я осторожно похлопала себя по чалме. – Только когтями не цепляйся, ладно?
– Что будет, если выпить чайку? – не унимался Туни. – Полный рот перьев!
– Как дохлый цыплёнок перешёл через дорогу? – разозлился Нил. – Никак, потому что он был дохлый!
После этого Туни живо заткнулся.
Нил ещё раз осмотрел мой наряд, немного подправил его и отступил на шаг назад, очень довольный своей работой:
– Прокатит.
Я не очень поняла, куда и как я прокачу – вряд ли тюрбан с птицей внутри мог убедить кого-либо в том, что я – демон. Но я слишком устала, чтобы спорить. Оставалось только довериться Нилу, иначе нам с Тунтуни не выбраться из Царства демонов.
А принц открыл седельную сумку и достал оттуда горсть тёмных семечек.
– Возьми на всякий случай, если вдруг бабушка предложит тебе что-нибудь пожевать, – сказал он.
Что-нибудь пожевать? Я хотела переспросить, но Нил уже ушёл вперёд.
– Давай скорее, пока никто из раккошей не проснулся.
Мы вошли в ущелье, и я поняла, что храпели именно здесь. Эти кошмарные звуки, похожие одновременно на скрип, рёв и вой, неслись из носа старой ракши, крепко спящей в сухом русле реки.
– Нянюшка, бабушка, – позвал Нил, взмахом руки велев мне встать у него за спиной. – Твой внучек Нилкамал приканал!
Старая ведьма резко села и, мгновенно взмыв в воздух, помчалась на нас, размахивая корявыми ручищами и ножищами. Её длинные седые волосы развевались за спиной, большой, почти беззубый рот ощерился в улыбке:
– Мой сахарочек, ам! Мой леденчик, ням! Ты мой сладенький, шоколадненький, дай тебя обнять, дай поцеловать!
– Она плохо видит и плохо слышит, – прошипел мне Нил, пока бабка подлетала. – И память у неё неважная.
Я уже почти облегчённо вздохнула, но он добавил:
– А вот нюх, к сожалению, отличный.
Старая карга низко наклонилась, а принц привстал на цыпочки и осторожно поцеловал её в мохнатую щёку. И сразу нянюшка начала яростно принюхиваться, как охотничья собака, почуявшая лису:
– Малышик-малышок, ты принёс с собой домашнего питомца? Человечка, чтобы с ним поиграть? Гостинчик для бабули?
Мой тюрбан затрясся мелкой дрожью, и Нил ловко хлопнул по нему ладонью. А мне страшно не понравилось, что мы с Туни можем стать гостинчиком вроде коробки печенья для нянюшки Нила.
Старуха потянулась ко мне, но, наткнувшись на чалму, убрала руку.
– Братец моего младенчика, сладкого леденчика, тоже мой внучок, – проговорила ведьма. – Но почему от него пахнет человеческим детёнышем?
Бабушка Нила, вытянувшись в полный рост, то ли чихнула, то ли фыркнула, и из её левой ноздри прямо ей в ладонь высыпалась горсть железных дробинок.
– Если ты и правда мне родня, прими подарок от меня, – пропела она, протягивая мне перепачканные дробинки. – Возьми, погрызи.
Пришлось принять тошнотворный подарок. Я незаметно ссыпала дробинки в карман, а вместо них достала семечки, которые дал мне Нил, и принялась грызть их, громко чавкая и чмокая. Мама ужаснулась бы от моих манер, но, наверное, она ужаснулась бы ещё сильнее, если бы я стала десертом этой безумной старухи.
Нянюшка заулыбалась, но принюхиваться не перестала.
– Неужели мой нос играет со мной шутки? Почему я чую человечину, перемешанную с жареной курятиной?
Мой тюрбан снова затрясся и забормотал, но я хорошенько его ущипнула.
– Почему так мал внучок? Покажи мне свой глазок! – потребовала нянюшка.
Я испуганно оглянулась на Нила, но он тут же сунул мне золотой шар. Я протянула шар ведьме. Та пощупала сферу размером с мяч для боулинга и улыбнулась:
– Внучатки мои дорогие, дожила ваша нянюшка. Мне всё мерещится восхитительный аромат мяса. – Изо рта старухи фонтаном хлынули слюни, и она громко зачавкала. – Раз ты и впрямь моя частица, как сердце, покажи, стучится!
– Бабушка! – возмутился Нил.
Но я уже сообразила, что делать, и выхватила из кармана самый большой рубин. Он был размером с небольшой ланчбокс, шершавый от соли и песка. Я быстро потёрла его рукавом и протянула старой ракше.
– Всё, что ни попросишь, бабушка, – тихо сказала я, подражая голосу принца Лала.
Ведьма поднесла рубин к глазам.
– Такое красное, тяжёлое и твёрдое, как дуб, а мне всё хочется внучка попробовать на зуб, – пробормотала она себе под нос. – Да что ж ты, старая, творишь! Ведь это точно мой малыш!
Вернув мне рубин, ракша обняла нас с Нилом и прижала к груди, приговаривая:
– Ах вы, мои пампушечки, симпапушечки, исхудали вы, ребятушки, отощали, воронятушки. – А потом принялась укачивать нас и петь: – Я матушкина нянюшка, я матушкина мамушка, я
