тело Риты на землю, я поднялся на ноги и оглянулся по сторонам. Упали ранние, но густые сумерки, небо нависало над нами черным балдахином, и на фоне темной стены леса я хорошо увидел их — тени, окружавшие нас и все набиравшие плотность с каждым гаснувшим лучом дневного света, мои кошмары, мои монстры. Мои и только мои, пришедшие на запах крови и с радостью готовые растерзать. Двойник с трудом пытался отползти с дороги, оставляя за собой широкий кровавый след, в то время, как полученные мной от него порезы были далеко не опасны. Я все так же хотел его смерти, теперь еще и потому, что он был похож на меня, он мог за меня искупить все ошибки. Я опустил взгляд на нож и покачал головой — не так. Чудовища ждали, наливаясь силой, становясь все более четкими — теперь и демон их заметил, ведь наши страхи совпадали. Его лицо исказила гримаса ужаса, бесследно стирая самоуверенное, насмешливое выражение, и я почувствовал далекий отголосок ликования.
— Я стану Хранителем Сказок, — ветер разнес эти тихие и уверенные слова по округе, короткую фразу, похожую на поворот ключа в массивной дери, и все чудовища одновременно обратили ко мне свои глаза. — Убейте его.
Темная стая разом накинулась на лежавшего на дороге человека, задергавшегося в безрезультатных попытках дать отпор или хотя бы защититься, прикрыть лицо. Он кричал от дикого страха и невыносимой боли, кричал моим голосом, пока они жадно раздирали его плоть клыками и зубами, заходился, и его голос, разносимый ветром по всей деревне, все меньше походил на человеческий, постепенно превращаясь из вопля умирающего в агонии животного в тихое бульканье крови в горле, а потом и вовсе затихая и теряясь в наступающем мраке. А они все еще продолжали свой жуткий пир, на который я дал согласие, и до меня доносилось громкое чавканье и хруст костей, которым не суждено было стихнуть до того момента, как на дороге не останется лишь темное пятно крови и пара обрывков одежды. И, до боли сжав кулаки и зубы, чтобы сдержать накатывавшую тошноту, я заставил себя смотреть, не позволяя ни на минуту отвести или закрыть глаза, чтобы хорошенько, на всю оставшуюся жизнь, запомнить эту картину: мою смерть, мою месть и мою жертву им. Потому что в сердце нового Хранителя Сказок больше не осталось ни толики страха и ни капли жалости — ни к другим, ни к самому себе.
