сердце, вместе с кровью толкая по сосудам жизненную силу. Ощущала его основой собственного бытия. Как можно изменить то, что лежит в начале всего?
Но стоило ей подумать об этом, стоило представить, как сердце обретает искрящуюся ки бакэнэко, как пахнет жухлой листвой и пучками тлеющей мяты, стоило представить внутри холодок загробного мира – Киоко почувствовала, как её собственная ки стала меняться. Она не опутывалась чужой, как происходило с Норико, она превращалась в неё.
Неведомые ранее ощущения охватили тело, разум и душу. Ки менялась, с ней менялось и тело. Это было совсем не больно. Она знала, что её органы меняются, чувствовала, как перестраивается скелет, преображается череп, вытягивается морда. Она ощутила дыхание Ёми – далёкой страны мертвецов, которая внезапно показалась такой близкой…
Киоко менялась не только внешне. С чужой ки она получала чужие способности. Не только телесные, но и способности ёкая, потому что они произрастали из их жизненной силы. Киоко знала, что Сердце дракона – это часть души Ватацуми, часть ками бога. Но она не подозревала, насколько могущественна эта часть. От внезапно открывшихся возможностей закружилась голова. Не терять сознание. Не. Терять. Сознание. Киоко держалась на одном только усилии воли.
– У тебя получилось! – прогремел голос рядом, и захотелось зажать уши руками. Чувства обострились. Ветер шумел слишком сильно. Птицы кричали неприлично громко. А запахи… Запахов было столько, что в этом буйстве невозможно было различить ни один из них.
Киоко открыла глаза и подумала, что упала в озеро и ушла под воду с головой, но в следующее мгновение поняла, что дышит спокойно, а вода вокруг – всего лишь шёлк, облепивший её со всех сторон.
– Вылезай оттуда, чего застыла? Стоило ожидать, что твоя одежда не превратится вместе с тобой.
Киоко осторожно пошевелилась, привыкая к совершенно новым ощущениям. Рук не было, вместо них – передние лапы. Она попыталась с их помощью выбраться наружу, но только ещё больше запуталась в тканях.
Снаружи послышалась возня, а затем появилась морда Норико – удивительно большая.
– Чего сидишь? Вылезай, – морда исчезла, и на её месте образовался просвет. Киоко осторожно вылезла из своего наряда и осмотрелась.
Трава оказалась очень высокой, а солнце – очень ярким. Норико сидела рядом и с любопытством наблюдала за ней.
– Как ощущения?
– Странные, – Киоко не узнала собственный голос.
– Надо же, даже говоришь как я!
– Я и чувствую себя как ты…
– Ну, это вряд ли, – она усмехнулась, но Киоко было не до смеха.
– Я чувствую Ёми. Не понимаю, как ты туда переходишь, но чувствую, что она где-то рядом, доступна, будто нужно всего лишь найти ширму и убрать её…
– Хм, а это интересно. Я никогда не убивала ёкаев, поэтому не знала, что их силы с ки тоже передаются. Хотя, если подумать, это как раз естественно…
Норико поднялась и обнюхала Киоко.
– Пахнешь как я.
– Прекрасная маскировка.
– Если тебе однажды придётся бежать из дворца – никто никогда не найдёт, – Норико улыбнулась, но Киоко только отмахнулась лапой от глупой мысли.
– Раз ты освоила превращение – нужно научить тебя кошачьим повадкам, – бакэнэко обошла Киоко, встала рядом, приоткрыла рот и принюхалась к земле.
Киоко повторила. Смесь запахов стала ещё острее.
– За передними зубами на нёбе у нас ещё один орган обоняния. Пользуйся им, когда почуешь странный запах и захочешь распознать его как можно лучше.
– Честно говоря, я пока в этой мешанине ничего распознать не могу.
– Могу представить. Когда я в первый раз примерила человеческую ки – подумала, что вообще потеряла обоняние. Ваш нос ни на что не годен.
– Ну, знаешь… – Киоко отчего-то стало обидно за людей, но возразить было нечего. В сравнении с кошачьим человеческий нос сейчас казался совершенно никчёмным.
– Ш-ш-ш, – Норико зашевелила ушами, и Киоко попыталась повторить. Со звуками была та же беда, что и с запахами.
– Как ты понимаешь, что слушать…
– Иоши идёт. Трава иначе шумит под его шагами. Это легко. Когда точно знаешь, какие звуки окружают тебя, в них легко уловить изменения.
Киоко прислушалась. Ветер в соснах. Птицы. Дальше – тот же ветер, трава… и лёгкий ритмичный шорох. Кто-то приминал траву. Судя по тому, что звук был совсем тихим, Иоши ещё далеко, но он приближался. Киоко посмотрела наверх – солнце уже прошло высшую точку, время близилось к страже шершня и к обеду, значит, пора возвращаться. Он оставил её здесь и дожидался в саду по её просьбе, но, видимо, теперь шёл узнать, всё ли благополучно.
– Эй, ты чего встревожилась? Он ещё далеко.
– Я не знаю, как превратиться обратно, – Киоко силилась почувствовать течение своей ки, но волнение сбивало ритм сердца, и она никак не могла успокоиться, чтобы войти в нужное состояние.
– Дыши, Киоко, дыши. Всё просто. Так же, как ты превратилась в меня. Даже проще, – от голоса Норико и её уверенности стало легче. Киоко вдохнула. Выдохнула.
Шаги приблизились, Иоши уже миновал сад. От берега Кокоро его отделяли несколько дзё. Если бы они сидели на острове со стороны дворца, он очень удивился бы, увидев двух кошек. Но пока их надёжно скрывали деревья и кусты.
Киоко закрыла глаза, чтобы легче было сосредоточиться. Биение сердца, растекающееся по всему телу. Уже спокойное, ровное. Она почувствовала ки. Почувствовала её исток.
Шаги добрались до берега, шорох травы стих. Значит, он идет сюда по камням.
Выдох. Сердце. Киоко представила, как оно возвращается в исходный вид, как тело принимает его истинный облик, – и превращение началось. Всё было в точности так же, как когда она становилась Норико, и, как и сказала бакэнэко, даже проще. Тело стремилось вернуть себе себя, своё естественное состояние и облик. Киоко показалось, что перевоплощение длилось всего мгновение, но, когда она открыла глаза и повела плечами, убеждаясь, что тело стало человеческим, из-за деревьев раздалось обеспокоенное:
– Киоко-химэ, вы здесь? – Иоши уже обходил сосну. Ещё немного – и он увидит её.
Киоко бросила взгляд на одежду, лежащую у обнаженных ног. Это, конечно, не наряд в двенадцать слоёв, но и его за оставшийся миг не надеть.
* * *
– Киоко-химэ, вы здесь?
Ответа не последовало. Иоши обошёл последний куст, вышел и замер, не в силах поверить в то, что видит. На берегу сидела Норико – кошка принцессы. Рядом лежало одеяние принцессы. Только вот самой принцессы в нём не было. Она купалась в озере, плавала у самого берега и смущённо смотрела на него. Иоши изо всех сил старался не думать, в каком виде она там плавает, но его щёки горели так, что он не сомневался: сейчас они выдают все его мысли.
– Я… я… прошу прощения, Киоко-химэ, – просипел он едва слышно, неуклюже поклонился и, спотыкаясь, поспешил обратно, на другой край островка.
Он выдохнул, только когда добрался до каменного брода. Сел, не в силах стоять, и потёр виски пальцами. Какой позор. Он-то думал, что Киоко-химэ не хочет его видеть после последнего разговора и поэтому отослала в сад. Но теперь понятно, что дело совсем в другом. Он знал о её любви к морю, но даже мысли не возникало, что принцесса будет купаться в священном озере.
Иоши не знал, сколько он так просидел в траве, но в конце концов сзади послышались шаги, и он поспешил подняться.
– Иоши-сан, – Киоко-химэ выглядела смущённой не меньше него. Во всяком случае, ему хотелось в это верить. – Я буду благодарна, если никто не узнает о моём маленьком… развлечении.
– Конечно, госпожа, – торопливо ответил он и, желая загладить неуместную поспешность, поклонился уже нарочито спокойно.
Вышло слишком медленно. Да что ж такое.
– Спасибо, – она улыбнулась. Она улыбалась теперь так редко, что его дыхание снова сбилось. Он обещал себе выбросить её из головы, но она смотрела на него с таким теплом, что Иоши готов был подвергнуть сомнению все свои выводы, сделанные ранее.
– Киоко-химэ, простите меня…
– О, вам не за что извиняться. Вы ведь просто пришли проверить, все ли со мной благополучно. Уже время
