— рыбы на ужин набрать. Рассказал, что у них на борту происходило. Шли они малым ходом. Сорок метров, говорит, глубина была. Вдруг чувствует, лодка всплывать начинает, глядь на глубиномер — точно. Боцману по голове: как, мол, ты, негодяй, глубину держишь? Видит — всё нормально, рули на погружение, а лодка всё равно нос вверх задирает. Мех быстро дифферентовку проверил — тоже всё в порядке… Хорошо, не стали гарцевать, ход увеличивать, а то не разговаривал бы я сейчас с вами. Утянули бы они нас, как пить дать. Наши сто пятьдесят тонн против ихних полутора тысяч! Да и моторов у них два, и каждый втрое мощнее нашего. Шли бы не малым ходом, а хотя бы средним — утащили бы за собой, даже не заметили. Ну, лодку мы тогда освободили, сеть на корму вымайнали. Живого места нет, но починили потом. Никому ничего не докладывали. Подводникам в компенсацию кэп ящик водки последний отдал. Трезвый потом всю неделю ходил. Только лодка погрузилась — «Орион» летит, словно кто вызвал…
— А вот ещё было… — начал дед новую историю после небольшого перерывчика на выпить и закусить. — Забарахлил у меня как-то правый дизель, масло гнать стал. Даю своим дармоедам задание: за ночь крышку снять, утром приду, будем разбираться. Артачиться стали, про Конституцию, КЗОТ, режим труда и отдыха вспомнили. Ну, я популярно объясняю — куда, значит, им и что позасовываю, если, значит, не выполнят.
Прихожу утром — гайки вроде откручены, но не все, крышка не снята, дело, значит, не сделано. Ах вы, суки, думаю, совсем нюх потеряли! Вызываю… строю… Чушь какую-то несут, гайки, мол, прикипели, не отдаются. Сам беру, значит, ключ. Кручу — всё нормально. Подрываем крышку, снимаем, и чувствую, как мне начинает плохеть. Тараканы… в дизеле… аж кишат! Как такое возможно?! Не верю глазам. Щипаю себя, значит, везде, куда руки дотягиваются, очки надеваю — всё без изменения: вот он, блок цилиндров, клапана, поршни и… тараканы… живые! Через край уже лезут, на палубу падают, расползаются. На мотористов своих стал орать: «Как такое допустили? Когда последний раз приборку делали? Кто ответственный?» А до самого даже не доходит, что там температура, газы, давление! Что там ни одна тварь, даже таракан, в живых остаться не может ни при каких обстоятельствах! У меня же одна мысль дебильная в голове крутится: что они там едят? Присел, нацедил, значит, воды, начало до меня понемногу доходить. Дошло — и совсем плохо стало! Вот, думаю, дожился. Узнает кто из других механиков — засмеют. Да и как оно такое возможно? А мотористы мои лыбятся, негодяи, перемигиваются. Один подходит, такой участливый.
«Давай, дед, — говорит, — за дихлофосом в город сгоняю? Сколько брать? Если они и во втором дизеле завелись, то баллонов пять надо, не меньше». Я головой киваю, за деньгами машинально в карман лезу и говорю взять десять. Поднимаюсь к себе в каюту мыслями собраться, сажусь на диван, и как в ступоре. Сколько просидел — не знаю. Вдруг стук в дверь. Мои охламоны и тот, который за дихлофосом побежал.
— Принёс? — спрашиваю.
— Конечно! — отвечает, морда довольная, и выставляет на стол бутылку коньяка! — Мы, дед, всё уже сами сделали, — докладывает, — ни одного таракана нет, без дихлофоса обошлись, а это тебе для поправки здоровья! — на коньяк кивает. Сам бутылку откупоривает, стакан мне наливает. — Пей, — говорит, — дед, потом расскажу, в чём дело.
Выпил я, он мне сразу ещё стакан. Мол, только после второго рассказывать согласен. Выпил я, он интересуется:
— Ну как, дед, настроение? Полегчало?
И рассказал, сука, как они решили меня проучить. Как сняли ночью крышку с дизеля, как собирали по всему пароходу тараканов, как запустили их туда и крышку на место поставили. Сил у меня уже не было его прибить, да и коньяк хорошо пошёл. Тем более что и дизель они уже починили…
— А вот ещё… это когда я на северах работал… — не успев перевести дух, мех приступает к следующему повествованию. Но мало кто его слушает. После достижения компанией определённого градуса уже не так важно, кто и о чём говорит. Всем хорошо и так. Кто-то слушает байки меха, кто-то анекдоты боцмана, кто-то пытает Бориса — как он топил хунтота, и поверх этого ненавязчивым фоном накладывается «Не сыпь мне соль на рану-у-у», в десятый, двадцатый… пятидесятый раз. Как потом выяснилось, песня была записана на кассету по кругу и считалась у спаянного и спитого экипажа «Колымы» чем-то вроде корабельного гимна.
Когда кончились принесённые нами две бутылки хунтотовки (а случилось это довольно скоро) и были спущены известным путем в море, возник извечный вопрос — что делать?
Не видя перспектив, некоторые отправились спать, но многие желали продолжения банкета. Чье-то спонтанно высказанное предложение сходить на «Обь» вызвало единодушное одобрение. Сборы заняли не более десяти минут. Артельщик принес из провизионки пару ящиков колониальных деликатесов. Не доверяя больше Борису, дед сам куда-то отлучился и вернулся, цел и невредим, с двумя большими бутылками. Идти было недалеко, и буквально через несколько минут мы уже гуськом поднимались по трапу на борт плавучего госпиталя.
Глава 25
Испытание на стойкость
— Где у вас тут водку пьют? — с таким вопросом обратился к вахтенному у трапа боцман Жора Бельмондо, первым ступивший на палубу плавучего госпиталя.
Преодолев некоторое замешательство и не найдя сразу что ответить, вахтенный окинул опасливым взглядом шумную разномастную толпу военных и каких-то штатских оборванцев, задержался на двух бутылках «Рояля» в руках у деда и, совершенно успокоившись, сообщил, что пьют у них всегда и везде, но сегодня этим занимаются в кают-компании и особенно усердно, так как с дружеским визитом прибыла группа флотских офицеров, а с ними — полная канистра спирта.
В помещении, куда мы проследовали, было темно, интимно и душно. Под тягучий медоточивый блюз лениво топтались несколько слившихся воедино танцевальных пар. Семь-восемь миловидных девушек из числа не занятых, сидящих и стоящих вдоль стены, посмотрели на нас с интересом, но, вовремя опомнившись, опять приняли равнодушный скучающий вид. Было бы невежливо и совершенно необъяснимо поведение вновь прибывших молодых здоровых мужчин, не обрати они на них никакого внимания. Будучи неосмотрительно женатыми, дабы не подвергать жестоким испытаниям неприступную крепость нашей нравственности, мы с Васей решительно направились мимо, но недоумение, читаемое в глазах девушек, и нежелание прослыть педиками и невеждами, заставило нас изменить намерения.
В те времена людям много чего не хватало, в основном это
