— рукотворный бутылочный риф.
Между тем наша с Васей благоразумно сделанная заначка пришлась очень кстати. Две бутылки хунтотовки от друга Хуаня спасли не только положение, но и беднягу Бориса от линчевания. Его робкие попытки оправдаться, предъявление шишек и порезов на голове вызывали лишь хохот и язвительные шутки:
— Тебя только за смертью посылать!
— Это точно! Взял вот, душегуб, утопил хунтота…
— Борь, эк он тебя отоварил!!! Хорошо ещё, что не ограбил, карманы не вывернул и вообще не раздел! — юродствовал, разливая водку по стаканам, говорливый дракон-боцман по кличке Бельмондо. Каюта, в которой происходило мероприятие, была его, и Жора Бельмондо изо всех сил старался изображать гостеприимного хозяина.
Кроме Жоры и Бориса в каюте находилось ещё много народу. Был тут и наш друг Гена, механик с МПК. Обрадовавшись нашему появлению, будучи здесь уже за своего, он растолкал народ и определил нас на лучшие места. Мы стали знакомиться, представляться, жать друг другу руки, но я тут же забыл, кого и как зовут. Помню только, что младшего штурмана теплохода «Колыма» звали Вадик Шишаморов (почти однофомилец Гены), а одного из мотористов — Мыкола Забейгроб. Помню, что Мыкола сначала придуривался, говорил по-украински, но как напился, стал путаться и перешёл на русский.
Между тем подначки проштрафившегося Бориса продолжались.
— Ты же, Боря, боксёр, как же так? Неужто на каратиста нарвался? Нахрена ты ему бутылку-то отдал? Подержать, что ли? А, понимаю! Чтобы руки освободить, получше размахнуться и в рог зарядить с правой! — зубоскалил, не отставая от боцмана, стармех-дед. Был он уже достаточно пожилой дядечка, лет под шестьдесят, звали его Демократ Иванович, и фамилия была под стать — Кржижановский.
Не отставали от деда и другие острословы:
— Борису не наливаем, он уже литряк спирта на голову принял…
— Кило спирта на рыло, ну ты бухар эмирский!
— Шилом провонялся… я рядом сижу, меня уже торкнуло.
— Когда водка кончится, Борькой будем занюхивать!
Борис на подначки не реагировал, он был занят тем, что приводил себя в порядок. Отойдя в угол каюты, он наклонился над раковиной и под струёй воды вымывал из кучерявой шевелюры осколки стекла, затем долго вычёсывал их крупной расчёской.
Разговор между тем вернулся к прерванной нашим появлением теме — дед Демократ Иванович делился воспоминаниями своей бурной моряцкой жизни. Несмотря на достаточно солидный возраст, это был иссиня-жгучий брюнет, довольно полный, пышущий энергией и здоровьем, внешне напоминающий тип хрестоматийного барыги-одессита: необъятная лоснящаяся лысина, весёлые продувные глаза, упругие, как два наливных яблока, щёки, отлично видимые даже со спины и никогда не сходящая с лица лукавая полуулыбочка. Предоставив на суд слушателей несколько остроумных баек, узнав от Гены, что мы подводники, дед тут же вспомнил случай, подобающий теме:
— А вот ещё… В мореходке я был, на практике после третьего курса… на Балтике…. В такую историю влипли… Я за моториста тогда исполнял на МРСе. Идём, значит, самым малым, снасть за собой тащим. Погода хорошая, тишь да гладь. Я в машине сижу, ничего не вижу, что наверху творится, только по трубе переговорной слышу. Вдруг орёт капитан сверху:
— Машина! Какого чёрта встали? Держать малый вперёд! — и машинным телеграфом туда-сюда дёргает, репетует.
Мех ко мне:
— Что такое?
— Да всё нормально, — отвечаю. — Вот, на репитере малый ход, вот тахометр — 120 оборотов. Что им там ещё надо?
— Держу малый ход, всё нормально! — отвечает мех на мостик.
— Какое на хер нормально! — ревёт в трубу кэп. — Почему назад пятимся? Кто давал команду «назад»? Средний вперёд! Полный!
Ни черта, конечно, не понятно, кто там куда пятится, и какой вообще идиот может ходить в снастях средним и тем более полным ходом, но наше механическое дело — малое: нам говорят — мы выполняем. Дали мы средний, потом полный. Сейнер задрожал, встрепенулся, даже нам внизу слышно, как винт за кормой лопастями воду молотит.
— Механик, чья сегодня очередь пьяным быть? — снова ревёт с мостика капитан. — Я сказал: вперёд полный! Почему назад движемся?!
Тут мех усомнился. Проверил ещё раз сам. Всё правильно, вал в нужную сторону крутится, винт — так за кормой молотит, что от вибрации уже зубы стучат, дифферент на корму, корма просела, нос на редан. Сейнер лететь должен, как птица. Выругался, с места сорвался, побежал на мостик. Через минуту падает тело вниз. Бледный. Меня оттолкнул, сам к управлению. Упёр ручку в ограничитель «самый полный» и опять на мостик. Тут и я почувствовал — дело неладно. Дифферент на корму резко попёр, нос задирается. Я с табуретом вниз поехал. С верстака инструменты посыпались, графин по конторке заскользил и — дзинь — вдребезги о палубу. Тут и я в два прыжка оказался наверху. Картина — не приведи господь. Сейнер наш чуть ли не на попа встал, тросы за кормой натянуты, как струны, и в воду уходят почти перпендикулярно, нос в небо смотрит. За кормой — бурун, винт молотит на самых полных, а мы пятимся назад и корма всё глубже и глубже в воду уходит. Ещё немного — и кормовой трюм через световые люки топить начнёт. Мех с боцманом кинулись с топорами снасти рубить. Стучали-стучали, несколько стропов обрубили, остальные сами лопнули. Тогда кормовой трюм уже почти весь был затоплен. Вылетели мы из воды, как пробка. Сейнер маленький, сто пятьдесят тонн всего. Подскочил, плюхнулся о воду, потом опять. Меха с кормы за борт выкинуло. Винты молотят на самых полных, кэп орёт:
— Стоп машина! — и сам с мостика кругами спасательными в механика мечет.
Я вниз. Застопорил. Сижу, потом команды за телеграфом отрабатываю. Пока маневрировали, баграми деда к борту подтаскивали, через планширь переваливали, не заметили, как с другого борта подлодка всплыла. Наподобие вашей, тоже дизелюха, только размером вроде поменьше. Сеть на ней наша — как камуфляжем, всю рубку покрывает, в антеннах запуталась. Рыба из неё живая сыплется — на надстройку, на палубу, в море по бортам стекает. Хороший улов оказался! Вылез командир подлодки и ещё несколько мордоворотов. Что-то матом стали кричать. Плохо было слышно. Думали — бить будут или вообще торпедируют. Но обошлось. Попросили снасть свою побыстрее забрать. А то им днём всплывать запрещено, самолёт какой вражеский пролетит сейчас мимо, запеленгует — хана командиру, потеря скрытности со всеми оргвыводами. Подошли мы поближе, к борту пристали. Ходим по палубе, рыбу давим, по рубке лазим, сеть свою снимаем, где не идёт — режем. Часа два провозились. Командир подводников — дядька здоровенный, гнутую антенну коленом выправил. Кока вызвал наверх с большим лагуном
