— Не знаю, — сказал я, пожав плечами. — Но я знаю, что курица — это мясо, но ее яйца — не мясо и не молоко. А значит, мудрецы полагали: то, что выходит из чрева существа, не то же самое, что само существо.
Мигель отодвинул чашку.
— Вы привели убедительные доводы, но мне кажется, с меня хватит напитка из дерьма.
Я улыбнулся и отхлебнул из своей чашки.
— Я слышал, что помощь Паридо оказалась не так ценна, как можно было надеяться.
— Да, — сказал он. — Бренди. Неизвестно, запланировал ли он, чтобы я потерпел убытки, или изменение цен оказалось для него неожиданностью.
— Конечно, он это запланировал. Паридо ненавидел вас в течение двух лет, и, когда он неожиданно объявляет себя вашим другом и действует от вашего имени, вы теряете деньги. Я не верю в случайность, Мигель. Это его рук дело.
— По крайней мере на торгах китовым жиром я несколько облегчил его карман.
— Может быть, — заметил я, — но если вы взяли эти деньги у него из кармана, в ваш карман они не попали.
— Вы хотите сказать, что клиент Рикардо — Паридо, это он отказывается мне заплатить?
— Все не так просто. Возможно, Паридо просто пользуется своим влиянием, не давая вам получить деньги. Я советую вам нажать на Рикардо посильнее. На маамад вам его не вызвать, но можно найти другие способы, чтобы он сдался.
— Вы что-нибудь посоветуете?
Я пожал плечами:
— Если мне что-нибудь придет в голову, я вам скажу.
— Это вряд ли мне поможет. Такое впечатление, что все уходит у меня из рук. Я заработал деньги на китовом жире, но не могу их получить. Я хочу заняться торговлей кофе, но все меня отговаривают.
— Кто вас отговаривает?
— Исайя Нунес и мой брат.
— Нунес дрожит, когда слышит, как его дерьмо падает в ночной горшок. Не заразитесь от него трусостью. Что касается Даниеля, для него Паридо важнее, чем его брат.
— Что вы хотите этим сказать?
— Возможно, Паридо знает о вашем кофейном предприятии и не хочет, чтобы вы занялись тем, что принесет вам успех. Вы должны действовать быстро и не отступать от намеченной цели.
— Я и не собирался действовать иначе, — сказал он. Именно это я и хотел услышать.
14
На кухне Аннетье нарезала лук, а Ханна чистила рыбу, источавшую кислый запах. Она воткнула нож в мягкий сероватый рыбий живот, преодолевая сопротивление волокон, и дернула вверх с излишней силой. Рыба легко разделилась, и Ханна выбросила внутренности в деревянную миску. Аннетье обычно делала из требухи бутсепот, используя ингредиенты, которые разрешены евреям; она называла это блюдо джудспот.
— Я тут думала о вашей встрече с этой старой вдовой, — сказала Аннетье.
Ханна не отрывала взгляда от требухи. У нее в фартуке было несколько кофейных зерен, но она не хотела трогать их испачканными рыбой пальцами. Но кофе ее манил. Прошло несколько часов, а она не съела ни одного зернышка. Несколько часов. Ее запасы иссякали, но после постыдного посещения подвала Мигеля прошлым вечером она решила довольствоваться тем, что у нее оставалось.
— Вы не должны ничего говорить сеньору Лиенсо, сеньору Мигелю Лиенсо, я имею в виду. Конечно, вы знаете, что не надо ничего говорить мужу.
— Я тоже об этом думала, — призналась Ханна, — и не совсем уверена, что должна молчать. Эта женщина говорит, что они друзья. Он должен знать, что она скрывает какие-то секреты.
— У людей должны быть свои секреты, — сказала Аннетье на этот раз более дружелюбно. Она добавила щепотку корицы в миску с луком. — У вас есть свои секреты; и вам лучше, и вашему мужу лучше, и всем остальным лучше, если вы их будете хранить при себе. Почему у вдовы не может быть своих секретов?
Когда-то она промолчала бы, но в последнее время все как-то изменилось.
— Но мы не знаем, что она скрывает. — Она потрогала пальцем мясо под рыбьей кожей. — А что, если она желает ему зла?
— Я уверена, она не замышляет ничего такого, о чем нам следует беспокоиться, а если бы даже и замышляла, мы все равно ничего не можем сделать. Вы ведь не хотите, чтобы она выдала ваши секреты?
Ханна задумалась.
— Но сеньор Мигель не такой, как мой муж. Ему можно доверять, он не проболтается.
— Вы этого не знаете. Вы его не знаете, сеньора, как я его знаю.
Ханна закрыла глаза.
— Наверное, не знаю.
Аннетье откусила луковицу, будто это было яблоко, и стала жевать с открытым ртом. Ханна много раз просила ее не есть лук. Узнай Даниель, что служанка часто угощается их продуктами, он лопнет от злости.
— Он думает, вы странно себя ведете. Он сказал мне, что вы приходили к нему в подвал вчера вечером и у вас шарф съехал с головы так, что видны были волосы.
Ханна покажет ей съехавший набок шарф, когда будет душить ее этим шарфом.
— Я не знала, что шарф сполз, пока не вышла от него.
— Я думаю, ему это показалось возбуждающим, — сказала Аннетье с набитым луком ртом.
— Я почувствовала странный запах, идущий из подвала, — сказала она.
— Я и сейчас чувствую какой-то омерзительный запах. Вы не должны ему говорить. Он вас предаст. Ему его дурацкая религия важнее, чем вы, это точно. Он считает вас глупой, и, если вы с ним заговорите, он увидит, что был прав.
— Почему он должен подумать, что я глупа, когда я пытаюсь ему помочь?
— Не надо этого делать. Он предаст вас просто ради удовольствия. Я говорю, ему нельзя доверять. Если вы ему скажете, я буду считать, что вы предали меня. Ясно?
— Ясно, — тихо отозвалась Ханна.
Она не могла думать ни о чем, кроме кофе у себя в фартуке.
Письма стали приходить все одновременно. Мигель сидел у себя в подвале, освещенном двумя масляными лампами, и открывал пришедшие за день письма без всякой надежды. Но вот оно, письмо от кузена друга, который жил теперь в Копенгагене. Он не понимал, зачем Мигелю надо покупать в определенное время в определенный день, но все равно готов это сделать и согласен на предложенные комиссионные.
Чтобы отметить это событие, Мигель приготовил чашку кофе и стал читать остальные письма. Писем от других потенциальных агентов не было, но на следующий день он получил письмо от давнего знакомого из Марселя и от мужа троюродной сестры из Гамбурга. На следующей неделе пришло еще три письма, а через неделю еще четыре. И наверняка будут еще письма. Дело было почти сделано. Оставался один главный вопрос, который нужно обсудить с Гертрудой.
Она снова пригласила его в Плантаж. Мигель предложил кофейную таверну, но Гертруда отказалась.
— В жизни есть много других вещей помимо кофе, — сказала она. — Не забывайте, что я голландка, а мы любим пить пиво, и помногу. Ночами корпеть над бухгалтерскими книгами — это удел евреев.
