ко второй части концерта.
– Что-то антракт у нас затянулся. Ребята, заводите свою музыкальную шкатулку.
А Ольга же чувствовала личную обиду, ей по-детски хотелось победить в игре, а какие песни еще приготовил Санька, теперь уже никто не узнает. И вряд ли когда они еще так хорошо, по-доброму, с радостным ожиданием маленького чуда встретятся. Прохудейкин и Чварков уйдут со своим патефоном в штаб, а ребята-танкисты сядут в свои танки и станут другими: чужими и жестокими, отчаянно-храбрыми и беспощадными, железными, как комбриг Чугун. «Иван, наверное, страшный в бою», – подумала Оля и не смогла представить его таким, потому что он сидел с разморенно-счастливым выражением на лице и ждал, наверное, когда заведут патефон. И ей захотелось вдруг остаться с ним наедине, сесть рядышком, обнявшись, и говорить-говорить о каких-то милых пустячках до самого рассвета.
А Иван и в самом деле ждал, когда наконец Юрка закончит возиться, заведет ручкой свой патефон и можно будет пригласить на танец Олечку.
И вот зазвучала волнующая, томная мелодия любви «Твоя песня чарует», танго, которое часто исполняли на танцевальных площадках парка Горького.
Иван едва заметно локтем подтолкнул Сашу: «Иди, приглашай Таню!» Сам же он подошел к Ольге, учтиво и просто пригласил.
Сладкоголосый певец пел о скрипке в ночи, что играла нежно и ласково для двух влюбленных сердец.
Она шепчет нам о надежде любви, радости жизни.
Вдвоём под чистым небом давай послушаем её.
Она ласково обнимает нас и пьянит.
Приди тихонько напеть этот мотив в моих объятиях.
Ольга и Иван закружились в танце, видавшая виды пластинка крутилась на диске, воспроизводя бурю чувств и ночных грёз.
Роман было шагнул к Татьяне, но она сразу отрицательно покачала головой, глянула с легкой усмешкой на оробевшего Александра. От нее не укрылось, как Иван сделал знак товарищу. Таня едва заметно опустила ресницы, «бог ты мой, какой стеснительный, ждет, когда уже Юра сделает реверанс».
Саша шагнул, как отклеился от пола, румянец полыхнул, в самом деле засмущался бравый механик и лихой гармонист, кашлянув, каким-то детским голосом сказал:
– Татьяна, можно мне вас пригласить на танец?
Таня легко, но неторопливо встала, в глазах – загадочный блеск, улыбка императрицы. Сашка танцевал в первый раз в своей жизни. Он, конечно, сам часто играл на гармони в клубе, и молодёжь отплясывала «барыню», более сложными были вальсы, но классическое танго в деревне никто не танцевал, да и никто бы не потерпел эту срамоту с вывертами и запрокинутыми барышнями.
Но слуха и чувства ритма ему было не занимать. «И будь, что будет, отступать некуда, – подумал Деревянко, – будем танго танцевать как вальс!»
И сразу почувствовал себя уверенней, потому что его партнерша, «цыганочка», дала понять, что будет «вести» его в танце, и ему нужно будет только приноравливаться, не суетиться и не сбиваться. И может быть, уже под конец перехватить инициативу.
«Какой он смешной и чудной, – думала Татьяна. – Совсем еще ребенок». Хотя сама была старше не более, чем на год.
А певец из патефона все изливал свою душу.
Когда я льну к тебе,
Твой нежный голос
Унимает моё волнение.
На этих словах Танюша вдруг прижалась к Саше всего на мгновение, чтоб опять смутить всего на миг. Она угадала: мастер «угадайки» в тот же миг едва заметно отпрянул.
Пой же, пой мне.
Когда льётся твоя песня,
Всё в моих глазах кажется
Прекраснее, чудеснее
В эту ночь грёз.
Иван и Ольга танцевали что-то среднее между вальсом и танго, сразу почувствовав близость единения, глазами без слов понимая, какие фигуры будут рождаться в этом сплетении отечественного и итальянского танцев. В этом танце, где есть своя философия и романтика, женщина должна полностью покориться и стать сверкающим отражением мужчины. У Оли буквально захватило дух, их пальцы сплелись, а рука Ивана лежала на ее плече, и она чувствовала ее силу. В какой-то момент они прижались щека к щеке, и Ольгу как обдало жаром… Да, оказывается, Ванечка умел танцевать в лучших традициях русского офицерства.
А Иван подумал, что нет лучшего способа без слов сказать женщине о своих чувствах, как в таком страстном и темпераментном танце. Только поймет ли милая Олечка, насколько серьезны, безумны и безудержны его чувства. Какой океан бушевал у него внутри, накатывая одну за другой кипящую волну! И только в этом огненном танце он мог обладать ею. Безнадежно влюбленный, нет более печальной роли…
Но вот патефонная иголочка вернулась к краю пластинки, прошипев последние звуки чарующего танго.
Иван поблагодарил, чинно поклонившись, проводил Ольгу к лавочке и сел рядом, танец давал ему кратковременное право и шанс, и им надо было тут же воспользоваться.
Саша, который весь танец искоса глядел и пытался хоть как-то повторять движения Ивана, сделал то же самое. Главное, от волнения ничего не забыть и не перепутать. Только сел он напротив Тани и уже постарался не отводить взгляда и не смущаться, как «красна девица».
– А ты, Олечка, прекрасно танцуешь! – Преимущество танца «со страстями» дает возможность плавно, без оговорок, перейти на «ты».
И это несравненное ощущение, будто в театре с мгновенно распахнутым занавесом видишь яркий свет, и когда принимается это естественно и просто, и душа открывается, ищет ниточки-иголочки, чтобы сделать «стежку» и найти одну общую путь-дорожку.
– И ты, Ваня, замечательный партнер. Ведь в танго всё во власти мужчины!
У Ивана отлегло от сердца, так оказалось все просто, а в ее глазах было столько теплоты и уюта, что могло растопить любой ледок на душе. А душа у Вани Родина пела и плясала.
– Но это власть раба, которому дали возможность слегка почувствовать себя хозяином…
Иван заметил, как поменял ногу на ногу Роман, (видно, «затекло»). Заскучал он, поняв, что танцы для него закончились, пары наметились и даже определились на некое ближайшее будущее. Он неторопливо встал, раздвинул плечи, будто красуясь новенькими, неизмятыми погончиками старшего лейтенанта, небрежно бросил:
– Пойду воздухом подышу…
А Юрка занялся единственно доступным и приятным делом: ставил на диск пластинки. И зазвучали привычные «Рио-Рита», «Неаполитанское танго», «На сопках Манчьжурии»…
Иван коснулся рукой запястья Оли, какое-то мгновение она задержала руку, потом выскользнула, лишь пальчики ее оставили свое тепло. Она глянула на Ивана, как бы сказала, «не сейчас». «Какое чудное творение эти женские ручки…» А лапы танкиста месяцами не знали ничего изящней солдатской ложки.
– У меня
